Один человек жил на краю земли. Он жил совсем один в маленьком домике. Если выйти из домика – увидишь снежное поле, далеко-далеко, сколько хватает глаз. Из снега в некоторых местах торчат палки. Человек пытался выдернуть их – не получилось; видимо, они растут, держатся корнями далеко в глубине. Человек пытался раскопать снег до земли, но и этого не получилось: внизу снег оказался очень твёрдый.
Если же обойти домик – увидишь край земли. Человек иногда подходил к самому краю, где земля обрывается. Но там ничего не было. Он кидал снежные комки туда, в пустоту, и долго смотрел вниз. Ничего не происходило.
Тогда человек возвращался в свой домик пить чай. В доме было не очень тепло, но всё же лучше, чем на улице, и чаю сколько хочешь. Чай лежал в шкафу в чёрных брикетах, похожих на кирпичи. Не похоже, чтобы он когда-нибудь кончился. Человек не знал, кто положил его туда; не знал он, и кто построил дом, и почему он живёт здесь совершенно один.
Иногда он уходил в снежную равнину, подальше от края земли. Ему хотелось знать: есть там что-нибудь или нет. Но становилось невыносимо холодно, и он возвращался в свой дом.
«Надо бы сходить в город», – иногда думал он. Но что это за город, где он, и откуда вообще это слово у него в голове, он не знал.
* * *
Всё началось с того, что я остался совершенно один. Это случилось внезапно. Дело в том, что я никогда и нигде не был один: у нас дома одна комната с Захаром, и мой брат не умеет молчать. В школе – сами понимаете, индивидуальных классов не предусмотрено. Только по улице идёшь сам с собой.
А тут эта поездка.
Я хожу в секцию бадминтона, играю довольно средне. Но если кто заболеет, освобождается место, и меня берут на выездные соревнования. У меня там нет друга, с которым всегда жить в гостинице: нас селят то с Кириллом, то с Крюком. А в этот раз получилось со Степановым.
Степанов всегда молчит, никогда не знаешь, что у него в голове. И очень упрямый. Идёт к цели, как танк. Мне немного не по себе с ним жить – лучше раздолбай Кирилл, конечно, с ним не скучно. Но с Крюком хуже всего. Крюк стоит перед зеркалом и отрабатывает удары, будто он чемпион, а я – ничтожество. Поэтому Степанов так Степанов, нормально.
Мне кажется, настоящий спортсмен именно он, а не Крюк. Потому что Степанов никого не строит из себя, он на самом деле такой. Танк.
…И тут после тренировки он говорит:
– Я ночевать в гостинице не буду.
– Как не будешь?
– Так. У меня тут брат живёт, к нему пойду.
– Какой ещё брат? – как-то странно, что у человека брат живёт в другом городе.
– Единокровный, – коротко объяснил Степанов. И добавил:
– Повезло тебе, Тимофей. Один будешь.
Один. Один. Я даже не поверил сначала.
Зашёл в номер. Огромный! Две кровати, белые простыни. Ванная и туалет! Ванная, в которую никого не нужно будет пропускать! Личные!!!
Невозможное везение.
Дома у нас так: я стараюсь встать раньше всех. Тогда можно на кухне немного посидеть одному в тишине, послушать, как чайник закипает. Но Захар не умеет утром спать, он тут же вскакивает. Вот зачем?!. Ему в садик можно к девяти, спал бы и спал себе! Нет же, он просыпается и начинает топать ногами по полу – как слон, будто он тяжелее всех нас, вместе взятых. И ещё он сразу начинает говорить или петь. Тут уж, конечно, и мама встаёт или папа – как они договорятся, – и на кухне становится полно народу.
И потом уже надо будить Леську. Вот Леську пушками не добудишься! Десять минут её трясут, трясут, а потом ещё она ходит злая, что её так поздно разбудили и она опаздывает. И ещё она льёт воду в ванной! Стоит и спит там, а мне зубы только почистить, и всё!
…Выходить я тоже пытаюсь раньше, потому что в этом утреннем дурдоме находиться невозможно. И потом, если раньше выйти – в морозную снежную ночь, или в унылую грязную кашу под ногами, или (это значительно реже) в мокрое весеннее утро, – то успеешь дойти до школы пешком. А так – девять остановок на автобусе. В него ещё надо впихнуться, в этот автобус! Там все стоят, как тетрис, плотно утрамбованные. Иногда лучше опоздать и промочить ноги, чем туда.
