Прожив тридцать пять лет в Лондоне, я постоянно возвращаюсь в воспоминаниях к своим родным, семье, подругам по институту, друзьям и соседям. Я вспоминаю родной город, название которого произносится удивительно красиво на всех языках мира: Москва, Моску, Москау, Москоу. Этот тёплый величественный город готов обогреть каждого из нас, впечатлить и, конечно же, многое рассказать.
Я не хочу занимать у Вас много времени, просто скажу: где бы человек ни был, куда бы ни уезжал, к кому бы ни уходил, с кем бы ни делился своими переживаниями, он всегда мысленно возвращается домой! Возвращается к своей душе, мыслям и родным. Только тогда он может получить зачёт от жизни. Возвращаюсь и я.
У каждого мужчины есть вина перед женщиной, вина есть и у каждого из нас, просто я хочу прокричать вслух про пережитое мною. ЗНАЧИТ, ПРИШЛО ВРЕМЯ!
Своё бельё на люди выставляя,
прикрою грязное душой.
Перепишу по многу раз больное, чтоб рассказать,
что происходит с ними и со мной.
Солёная вода пусть кости перемоет,
А я запью всё чистою водой.
Я книгу жалоб напишу, её закрою, чтоб рассказать,
что происходит с ними и со мной.
С Лидкой Поляковой я познакомилась, играя в классики с девочками. Лидка подошла ко мне и сказала:
– А ты знаешь, что я до трёх лет спала на подоконнике?
– Врёшь, – ответила я, – на подоконниках не спят. Враки это.
– А вот и не враки, – ответила мне девочка. – Хочешь, покажу? Я живу вон в том доме с мамой и бабушкой. У нас там десятиметровая комната. И я, правда, спала на подоконнике, потому что они у нас большие и удобные, как столы. Меня укладывали на него, а окна закладывали подушками, чтобы мне не дуло и было удобно.
Мимо прошёл очень высокий мужчина с густой седой шевелюрой.
– Здравствуйте, дядя Исаак, – сказала Лидка.
– Здорово, – ответил угрюмый мужчина и почему-то ущипнул меня двумя пальцами за щёчку. Шёл он как раз в сторону дома моей новой знакомой.
– Это дядя Исаак, – пояснила Лидка, – наш сосед. Его всё время куда-то сажают, а потом выпускают. Его жена, тётя Фаина, у нас все сокровища держит. Я как-нибудь тебе их покажу.
От слова «сокровища» мне стало одновременно и жутко, и интересно.
– Врёшь, – прошептала я.
– Не вру, – возразила Лидка. – Об этом вся наша коммуналка знает. И даже тётя Марфа, хотя она дядю Исаака и вором называет. А соседка Зоя смеётся над дядьками, которые у него роются. А они-то, дураки, думают, что она в них влюбилась. Пойдём ко мне!
Мы побежали к Лидкиному дому. Бежали, запыхавшись, по этажам и, наконец, добежали до седьмого. Потные, уткнулись в большую обшарпанную дверь, рядом с которой было много звонков. Десятилетняя Лидка открыла своим ключом:
– Моя бабушка не видит и плохо слышит, мама работает, а я всё делаю сама. Наша дверь рядом с кухней. Вот за этим столом я учу уроки. Проходи и садись за стол с зелёной клеёнкой. И смотри не перепутай. Над нашим столом лампочка свисает на длинном шнуре.
Мы сели.
– А, девочки, – входя на кухню, сказала какая-то женщина в марлевой повязке на голове. Посередине был завязан из той же марли большой кокон. А сама женщина, полная и розовощёкая, почему-то показалась мне очень строгой.
– Тётя Марфа, – сказала Лидка, – мы здесь уроки будем делать, а мама ещё с работы не пришла. Она работает сегодня в две смены.
– Ну, тогда я вас сейчас покормлю, а еврейка вам чай нальёт.
Правда, получилось всё наоборот. На кухню через пятнадцать минут вышла красивая, очень полная и, как мне представилось, чрезвычайно добрая женщина. Она с улыбкой, протерев зелёную клеёнку, поставила нам на стол рогалики с изюмом и орехами, а потом ещё и сладости.
– Вкуснятина какая, – сказала Лидка, причмокивая от удовольствия.
