Было дело,
лежал на печи Емеля,
а что делать теперя
он не знал.
Ходил, в кулак собирал
свои прошлогодние мысли:
– В доме чисто,
хата побелена
не чужая, Емелина!
И на селе дивились:
– На Емелю б мы матерились,
да не за что, вроде.
Был Емеля уродом,
а теперячи Емельян!
Глянь, мож во дворе бурьян?
Мы во двор к Емеле заглядывали,
бурьян да репей выглядывали,
но ни крапивы, ни чертополоха,
лишь капуста да репа с горохом!
Но что же это такое?
– Дело есть непростое
у меня до тебя, Емельян,
сооруди-ка мне эроплан! —
царь-батька пристал к детине
и план той махины вынул.
Долго тёр ус Емеля
и промолвил: «Дай токо время
да наёмных работников кучу
и самый быстрый получишь
ты, царь-батюшка, аэроплан!»
– Хороший у тебя план!
Но Емеля, он не дурак,
чтобы думу думать за так,
поэтому речь зашла о целковых.
– Ну ты кумекать здоровый! —
лоб почесал царь-батька. —
А не легче тебя сослать-ка?
И выслал Емелю в Сибирь.
Эх, после поговорим!
А в Сибири народец дружный:
топориком самых ненужных
и закопать ближе к речке,
чтоб поалкать сердечней.
Вот в тако душевно село
Емелю на печке несло.
А там его уже ждали:
строганину строгали
да колья вбивали в землю,
чтоб ссыльный не бегал
далече отсюда,
царь кумекал покуда.
Встретили с плясками, хороводами,
заговорами и обводами
по осиновому кругу:
– Да кто ж его знает, паскуду?
Емеля ж не удивлялся,
лежал на печи, ухмылялся
и знал ведь, собака,
что хошь не хошь, будет драка!
А как ему карму почистили,
так за стол посадили и выпили,
а затем закусили слегка:
вкусна свиная кишка
набитая кровушкой!
Повёл Емельянушка бровушкой
стукнул в грудь кулаком
и повёл разговоры о том,
как он был повелителем щуки,
а селяне его, то бишь, слуги.
Не понравилось это сибирякам,
хвастуна напоили в хлам
и с суровыми кулаками:
– Дни коротать будешь с нами!
Дальше всё пошло по накатанному:
больше всех доставалось невиноватому.
А Емеля устроился писарем:
сидел и описывал
свою жизнь приключений полную,
и сдавал их в школу церковную,
там их слегка подправляли
и за свои выдавали.
Вот такие людишки таёжные:
и не то чтобы сильно сложные,
а в массе своей хамоваты.
Мол, климат злой, не виноваты!
***
А тем временем царь пригорюнился,
над планом своим задумался:
– Не построить мне эроплан!
И пошто я Емелю сослал?
Но верстать его гордыня мешала,
да и царские сказки читала
вся Рассея, купцы да бояре,
которые щедро клали
золотые червонцы в казну.
– Я, царь, тебе подмогу! —
сказал звездочёт Аристарх. —
Вот жили бы мы впотьмах,
да оракулы народились,
а народившись влюбились
в звёздные эти силы,
и судьба за судьбой красивой
натальной картой легла.
Ты сам знаешь где у меня?
Царь-батюшка уже знал:
и звездочёта сослал
на далёки сибирские руды
выспрашивать у Гертруды
направление местных комет
да передать Емельяну привет.
Ну, сибирь не была бы зла,
ежели б ни пригрела даже козла!
А нашего звездочёта
обожали там и без счёта.
Бесконечное количество раз:
– Аристархушка, с крыши слазь,
золотишечко мы намыли,
барыши сосчитай нам, милый!
И звездочёт наш слазил,
кряхтел, считал. И вдруг сглазил
все полезные ископаемые:
перечисляли ему по названиям
облагаемые оброком камни —
золото, платина, сланцы…
Аристарха в итоге сослали
к Емеле на печь: ведь знали —
полезно ссыльным быть вместе.
Им приглядели в невесты
бабу Ягу с подружкой,
так нужно.
Но Яга быть смерду женой отказывалась.
И у ведьмы, подруги её, не складывались
отношения с звездочётом:
то бишь, орден почётный
на бабьей груди, как седло,
к земле тянуло оно.
***
И придумали ссыльные братья
над царём продолжать насмехаться,
а сибирь так и вовсе покинуть:
– Ну, смогём ароплан тот осилить?
Заказали кузнецу скелет машины,
тот кивнул и молот вынул.
А двигатель паровой
делал местный мастеровой.
Бабы крылья шили,
новосёлов материли:
– Шоб вы не вернулись обратно,
