Полгода службы в военно-морской школе связи Черноморского флота пролетели, как один миг. Близились выпускные экзамены, после которых всех курсантов распределят по флотам.
Василий Стрельцов мечтал попасть на Северный флот. Почему именно на этот флот – он и сам толком не мог объяснить. Возможно, манила суровая романтика службы в Заполярье, возможно, взяло верх простое любопытство.
На юге страны ему удалось побывать уже дважды, теперь захотелось увидеть северные широты. Хотя, если верить слухам, попасть курсанту на север после учебки не составляло никаких трудностей. Отличники и уроженцы южных регионов предпочитали бороздить воды Чёрного и Средиземного морей. Затем предпочтение отдавалось Тихоокеанскому и Балтийскому флотам, а служба на Северном флоте стояла на последнем месте.
Попасть в число отличников Василий даже не мечтал, хотя специальность радиотелеграфиста засекречивающей аппаратуры связи освоил превосходно, и по практической отработке нормативов мог дать фору многим отличникам. Стать отличником ему не позволил ершистый характер.
С инструктором учебного взвода старшиной второй статьи Тарасенко отношения не сложились с первых дней. Представитель Западной Украины оказался хитрым, коварным и злопамятным человеком.
Полгода назад он и сам был курсантом в этой школе. После окончания учёбы командование предложило ему остаться в качестве инструктора, и услужливый хлопец из Закарпатья согласился без раздумья. Он спал и видел себя командиром. Пришив две узких ленточки из жёлтого галуна на погончик робы, он враз преобразился и принялся показывать свою власть на беззащитных курсантах.
Особое упоение Тарасенко испытывал на вечерней поверке, когда в помещении роты не оставалось никого из офицеров. Наслаждаясь обретённой властью, он свистел в морскую дудку и объявлял построение.
Курсанты, суетливо толкая друг друга в проходах между рядами трёхъярусных кроватей, пулей выскакивали на среднюю палубу и выстраивались в две шеренги.
– Замерли, салаги, – дудка была! – восклицал Тарасенко, кривляясь всем телом, и, заложив руки за спину, медленно двигался вдоль строя.
Ехидно ухмыляясь, он смотрел на притихших новобранцев, которые стояли перед ним, устремив в пол свои неподвижные взоры.
Это была самая тягостная минута ожидания для курсантов. Они стояли с хмурыми лицами, вобрав голову в плечи, опасаясь услышать из уст старшины свою фамилию для назначения в наряд. После отбоя кому-то из них выпадет «счастье» драить среднюю палубу – центральный проход через ротное помещение, а кому-то заняться просушкой намокших за день яловых ботинок.
Если первый наряд и был тяжеловат физически, но время его исполнения всецело зависело от расторопности курсанта. Как правило, исполнитель этого наряда заканчивал трудиться со шваброй в течении полутора часов, тогда как просушка «гадов» в печи длилась по времени в трое дольше.
Никто из курсантов в этот момент не горел желанием встретиться взглядом с Тарасенко, дабы не привлечь к себе внимание узурпатора. После изнурительного дня службы каждому хотелось поскорее забраться в постель и провалиться в сладкий сон.
В первые дни службы Василий тоже стоял в строю, не смея поднимать глаза на инструктора, – драить палубу после отбоя или до полуночи сидеть в сушилке, контролируя процесс, ему тоже не хотелось. Он, как и все остальные новобранцы, надеялся в душе, что Тарасенко, двигаясь вдоль строя, минует его, сделав свой выбор на другом курсанте, благо людей во взводе было предостаточно. Но это была всего лишь иллюзия, непроизвольный обман самого себя внутренним убеждением, что он более фартовый, чем все остальные.
Четыре дня Василию Стрельцову везло, но на пятый день старшина Тарасенко не прошёл мимо, как в предыдущие дни, и целенаправленным жестом ткнул указательным пальцем ему в грудь.
