1.
Кровавая Эос1 предвестница Борея2
Добавила пурпур прибрежным берегам,
Уже с рассвета шум в жилище Тиндарея3
И полон дом гостей, с утра поднявших гам.
Виновницей подобного скопленья
Всех тех людей, пирующих три дня уж,
Явилась сила, что разит без сожаленья,
Прекрасна дочь царя, и выдается замуж.
Елена имя ей, и говорят, что Афродита4
В ее присутствии лишь старшею сестрой,
Смотрелась бы на фоне ее вида
Надолго потеряв божественный настрой.
Со всех концов морского побережья
Собрались греческих племен мужи.
Герои, воины, цари – в надежде,
Елены руку честно заслужить.
Тут Менелай5, брат гордого Атрида,6
Благоразумный, честный Диамед,
Гигант Аякс, что сын Теламонида,
Отважный воин – рослый Филоктет.
И затянулись долгие смотрины,
Пред выбором Елены все равны
И претендентов игры не безвинны,
В любовной битве мелочи важны.
Метали копья, дротики и диски
И кто-то, выделяясь из толпы,
Бросал всех дальше, а его завистник,
С ума сходил, отстав на пол стопы.
И в спор, словно в огонь, добавив масла,
Пролил слова хитрейший Лаэртид7:
«В вопросах брака, тела мощь напрасна,
И каждый в этом пусть себе не льстит.
Над нами, впрочем, сжалились и боги
И юный друг Патрокл8 вам объяснит,
Как изменились состязаний всех итоги,
Коль был бы на пиру младой Пелид.9
Ведь говорят: он сын самой богини,
Пелей его отец: герой и аргонавт,
Предсказано, что Ахиллеса имя,
Своею славою затмит отца талант.
Все дружно согласились с Одиссеем
И спор, едва начавшись, вмиг угас,
И на кифаре, созданной Орфеем10
Спел кифаред11, когда закат погас.
2
И только Менелай не знал покоя,
Его известный мучил лишь вопрос:
Кого избрала в царственных покоях
Себе в мужья, прекрасная из роз.
Не в силах этих мыслей превозмочь,
Царю Итаки их поведал, полагая,
Что тот сумеет, как всегда помочь,
Понять, что страхи лишь возня пустая.
И Одиссей, чья мудрость много стоит,
Искусно все Атриду пояснил:
«Отца Елены брак лишь с тем устроит,
Кого народ признал, и полюбил».
Ведя беседу эту, в масличную рощу
Вошли друзья протоптанной тропой,
Безлюдно было там, и говорить попроще,
Но громкий смех нарушил их покой.
И вскоре замелькали силуэты,
И белых платьев стройные фигуры,
И на тропе, как говорят поэты,
Возникли две прекрасные натуры.
Одна из них – конечно же, Елена
(И, несомненно, даже Афродита,
Чья мать была сама морская пена12,
Из ревности на дочь царя сердита).
Елена взгляд надменный, ниц не опустила,
С насмешкой встретила нежданную препону
И сознавая чар своих наличие и силу,
Сказала: «Что, Менелай, увидел ты Горгону13,
Чей взгляд ужасный в камень превращает?»
Смутился юноша, не зная, что ответить,
Еще чуть-чуть и он, как снег растает,
Смотреть на солнце больно, что так светит.
Но Одиссей стрелой Эрота14 не был ранен
И сохранил на все свой трезвый взгляд.
Сказал: «Раз вид твой превращает в камень,
Глаза подруги может к жизни возвратят?»
От этой дерзости вся вспыхнула Елена:
«Так обратить насмешку в помощь другу,
Каков наглец – такую совершить подмену,
Ее презреть и выбрать лишь подругу».
А спутнице ответ пришел по се́рдцу:
«Как мог он предпочесть ее сестре»?
И встретив взгляд внимательный и дерзкий
Смутилась вдруг, щеками запестрев.
И спохватившись, что их кто-нибудь заметит,
Вдруг оказавшись с ними рядом на беду,
Сказала тихо: «О, сестра, так долго пре́тит,
Нам с чужеземцами общаться на виду».
И лица, скрыв свои под покрывало,
Кувшины медные, пристроив на плечо,
Походкой плавною виденье уплывало,
Друзьям же было говорить о чем.
И Одиссей спросил спустя немного:
«Скажи мне друг, кто звал сестрой Елену,
Кто та, что на меня смотрела строго,
А взгляд мой натыкался, как на стену,
Когда пытался лик прозреть через хитон»?
«То Пенелопа – дочка брата Тиндарея,
Икария»15 – так молвил, подавляя стон,
