Анне часто снилось, как она его убивает. Беззвучно подкрадывается и решительно вонзает нож ему в горло. Поэтому она не проснулась в холодном поту, а просто медленно смахнула с себя очередной сон, после которого у неё перед глазами ещё мелькал калейдоскоп жестоких сцен, а в сердце оставалось чувство восторга.
Всё кончено?
Она немного полежала в темноте, привыкая к реальности, а потом посмотрела на часы, стоявшие на кафельном полу рядом с кроватью. Часы показывали 5:37. Это было самое позднее, когда она просыпалась с тех пор, как поселилась в этом доме.
В галерее старого монастыря на соседней улице раздался собачий лай: два коротких тявканья, сдавленный вой, а когда он оборвался – полная тишина. Анна приподнялась в постели на локтях и мгновение внимательно прислушалась. Она уже собиралась снова лечь, когда послышался хриплый шум двигателя и к дому медленно подъехала машина.
Она быстро поднялась и подошла к окну. Волна беспокойства прокатилась по её телу. Она приоткрыла одну из ярко-зелёных ставен, так что утреннее солнце прорезало сумрак комнаты тонким лучом, и посмотрела на улицу. За исключением кота, который лениво покачивал хвостом, сидя на стене заросшего внутреннего дворика у здания напротив, улица Труа Шапон была пустынна.
Взгляд Анны скользнул по соседним домам и остановился на окне на первом этаже одного из них. Оно было широко распахнуто. Она впервые увидела какие-то признаки жизни в этом занесённом пылью здании: обычно все окна там были закрыты. Казалось, что тёмная дыра в стене уставилась на неё, как глаз.
От страха у неё закололо пальцы и застучало в ушах.
Это он? Они нашли меня?
Она продолжала следить за происходящим на улице, укрывшись за ставнями, пока дыхание не выровнялось. Тогда она успокаивающе кивнула сама себе. Внизу никого не было. Никто не прятался в тени.
В целом вообще мало кто ходил по этой улочке. Улица Труа Шапон тянулась от церкви на площади до главной улицы города и была узкой и извилистой. Раскинув руки, можно было легко дотронуться до каменных стен по обе её стороны. Сладковатый смрад прозрачно намекал, что именно здесь бездомные кошки искали убежища по ночам. Они шныряли здесь в поисках компании, жалобно мяукая. Но вот людей Анна видела не особенно много. Не в этом закоулке.
Она закрыла окно и, обнажённая, поднялась по неровным каменным ступеням. На террасе на крыше она открыла кран, и садовый шланг заизвивался по плитке. Анна подобрала шланг и умылась под его струёй. От холодной воды тёплому после сна телу было больно, но она не обратила на это внимания.
Она отряхнула с себя воду и расчесала мокрые волосы руками. Затем прижала кончики пальцев к впалым щекам и стала рассматривать своё отражение в стеклянной двери террасы. Она похудела. Не сильно – пожалуй, не больше чем на три-четыре килограмма, – но грудь стала меньше, на руках проступили вены, а лицо сузилось. Она не могла понять, на кого больше похожа: на ребёнка-переростка или пожилую женщину. В любом случае эти мысли заставили всё внутри её перевернуться.
Она надела платье из джерси и эспадрильи и спустилась на кухню, где нашла большой кусок багета и банку с вареньем из инжира. Она ела, стоя у окна и прислушиваясь к грохоту, доносившемуся с рыночной площади, где торговцы заканчивали устанавливать свои палатки.
Она отправила письмо вчера.
Анна ехала в Канны долгих три часа. Сначала она получила посылку «FedEx» в почтовом отделении на улице Мимон и, вернувшись в машину, тотчас же вскрыла пакет, чтобы убедиться, что деньги внутри. Затем бросила письмо в почтовый ящик и поехала обратно на улицу Труа Шапон. Через несколько дней она отправит ещё одно письмо. А потом ещё одно. А пока остаётся только ждать. И надеяться.
