Всем, кто пытается критиковать меня, могу только повторить слова Пилата:
«Что я написал, то написал» [Иоанн, 19:22].
Этот роман не окончен по определению, поскольку наш роман с жизнью не кончается до тех пор, пока мы слышим звон цепей, приковывающих нас к этой жизни. Можно привести ещё несколько свидетельств в оправдание подзаголовка нашего романа:
«Только Бог кончает дело,
Лишь Творец конец дарует». Калевала.
«Ибо только мелкие сооружения доводит до конца начавший строительство архитектор. Истинно же великие постройки всегда оставляют ключевой камень потомству» Г. Мелвилл. Моби Дик.
«Шепнули: – Кончать не должно, ты выполнил меру работ.
Как и тот, твой дворец – добыча тому, кто потом придёт». Р. Киплинг.
и так далее…
И даже мышь не сыщет здесь приюта.
Утро встретило меня жутким холодом. То немногое тепло, которое я вечером принёс с собой, давно было израсходовано под полным отсутствием одеяла. Пришлось, сползя с разваливающегося ложа, немного размяться, и тогда немного потеплело, и изо рта пошёл пар. Я немного ещё посидел, но поскольку никому не было до меня дела, вышел в коридор и отправился искать пропитание и дорогу в будущее.
Я был молод и полон надежд, хотя мне и пришлось уже многое попробовать в жизни, у меня не было той основы, которая делает человека чем-либо. Человека, который вырастает в определённом окружении, это окружение и определяет всю его жизнь, и готовит к ней, даже если человек бросает эту жизнь и сбегает в капитаны или ещё куда. Но я бежал пока что только от семьи и от нищеты, что в общем-то удалось только наполовину – долг перед близкими держал меня на достаточно короткой цепи, а нищета окружала всех нас настолько плотно, что бежать от неё через неё можно было только к ней, – она не покидала нас никогда, нищета вследствие нищеты духовной, которая так и не позволила встать выше неприятностей жизни и забыть о хлебе насущном, забивала все остальные заботы о величии творчества и стремлениях духа.
В итоге, обладая всё-таки творческой душой, мне пришлось ограничиться тем видом деятельности, которая не требовала ощутимых затрат, – чернила и бумага в небольших количествах стоят недорого и доступны даже нищим, не то что холсты, мрамор или, в особенности, музыкальные инструменты, а техника приобретается только ничего не стоящими усилиями ума. Грамматике же нас обучили бесплатно, в детстве, в школе, как и всё остальное население.
Я собирался жить один и самостоятельно, хотя семья моя и не собиралась утрачивать контроль надо мной, а у меня, конечно, ещё долго не хватило бы решимости порвать с ними окончательно и навсегда.
Написано у меня было немного. И ещё меньше было того, что можно было бы представить на суд читающей публики. Если говорить откровенно, то аккуратно переписанной на хорошей бумаге была у меня только одна вещь, – трагедия Синяя Шапочка. Вы знаете, это та самая сказка, когда-то услышанная от одного моего знакомого, молодого охотника, переработанная мной как помесь Ш. Перро с Э. Берном, с помощью моего неподражаемого юмора, в двухактную трагедию. Я воспринял эту историю именно как трагедию, потому что в ней всё было определено с начала и до конца с фатальной неизбежностью трагедии, и поворотов судьбы, приносящих неожиданное счастье главному герою, здесь быть не могло. Но по крайней мере было смешно. Конечно, я не мог рассчитывать на то, что моя пьеса удостоится постановки, даже в наш век эротических поисков на сценах, но мысль предложить эту пьесу нашим издательствам и получить за неё хоть немного денег преследовала меня уже давно, даже не столько из-за денег, сколько из-за того, что написанное должно рано или поздно найти своего читателя. Или слушателя.
