Лава бежит по плечам, скатывается раскалённой каплей вдоль позвоночника. Чувствует её как никогда чётко, и впервые мерещится невозможное – что она жжёт. Но это не родная стихия обжигает кожу, сворачивает внутренности в узел и превращает весь мир перед глазами в серую картинку, припорошённую пеплом. Это возвращение на землю, которая вот-вот загорится под ступнями. Дым. Духота. Знакомая чёрная яма ненависти, оглушающая до звона в ушах. Теперь её не разбавить. Не вытянуть из воздуха одним дуновением ветра и лавандой.
Не помнит, как оказывается на мощёной тропе к воротам. Как ноги несут вперёд, как от источаемого его телом жара один за другим обугливаются кусты роз. Листы желтеют, затем становятся грязно-коричневыми и осыпаются на тропу вместе со сгорающими бутонами. Заживо. Только так можно прочувствовать всю боль и успеть раскаяться.
Он хочет это услышать. Мольбу, которой всё равно не поддастся. Эту волну уже не остановить, а лаву не погасить: она остаётся скатывающимися с пальцев пылающими каплями на дороге, плавит брусчатку. Редкие прохожие смотрят на него с недоумением, спешно перебегают на другую сторону улицы. Он наверняка видится им выжившим солдатом после ночного сражения, которое все благополучно проспали в своих уютных домах. Страх… После того, что случится, его будут бояться веками.
За ним полыхают вдавленные алые следы, будто шёл босиком по битому стеклу.
– Выходи, – шепчет сам себе, смотря лишь на высокий шпиль башни в конце главной улицы. В рассветных лучах золотая лепнина пытается ослепить. – Выходи. Пора за всё ответить.
Силы так много, что лавой окутано уже всё тело. Сила и ненависть. То, что ещё ни разу не подводило. Главное не дрогнуть самому и продолжать идти. Прощения не будет. Не будет пощады. Будет демонстрация. Будет очередная в его жизни казнь.
Впереди мелькает до боли знакомый силуэт, останавливая следующий шаг. Само солнце станет ему свидетелем и примет кровавую дань. С улыбкой, маскирующей раздирающую кишки боль, Элай вскидывает руки, объятые пламенем, которое можно больше не держать внутри.
Гори.
Часть 1. Дрянная политика
Иногда ему приходила мысль, что этот мир достоин лишь огня. Особенно в такие дни, как сегодня: когда от похмелья трещало в самом затылке, во рту словно нагадил скунс, а жёсткие чёрные волосы напоминали мятые иглы ежа. Впрочем, если бы существовал список магов, у которых хватит сил спалить добрую часть континента, то имя Элая заняло бы почётную строчку в первой пятёрке. Повод ли для гордости? Скорее, для лишних кошмаров под мокрым одеялом.
От раздражающе шипящего голоса отца всё сильней ныло в висках, так сильно, что впервые хотелось послать ко всем драконам приличия и выпроводить старика вон из кабинета. Нельзя. И приходилось слушать одно и то же в сотый раз, изо всех сил стараясь сидеть прямо, а не валиться на стол. Главное – не блевануть на идеальную бордовую отцовскую мантию остатками вчерашней одинокой попойки.
– Не понимаю я, Элай, хоть убей, не понимаю и не пойму! – набирал обороты суровый командирский тон Альбара, пока тот мерил широкими шагами тесный кабинет. – Ты что, совсем не планируешь встать во главе дома? Мать и так едва не рехнулась, когда ты упёрся на поле боя в одиночку! А теперь вот такие заявления, так? Во всеуслышание! Прилюдно, дракон тебя загрызи и вытрахай!
– Перебрал. Дам опровержение…
– Опровержение?! Да ты не меня, ты весь дом такими выходками позоришь! Ну не ребёнок же, Элай, вторая сотня пошла. И видел, что порой чудят эти пузыреголовые. Неужели пять лет войны не заставили тебя задуматься о помощнике?
Элай лишь вскинул на возвышающегося над ним отца откровенно скептичный взгляд обсидиановых глаз и криво усмехнулся уголком тонких губ. Кажется, Альбар и сам понял, какую глупость сморозил, потому что заткнулся на полуслове. Помощники нужны слабым. А его сын не зря носил звание героя битвы при Айгдене, когда одним мощным огненным шквалом испепелил половину армии «пузыреголовых» магов.
