Сегодня у моего покровителя Владимира Старицкого, депутата Думы, предновогодний банкет. «Для своих». Это значит, что народу в его подмосковный особняк набьётся не больше семи десятков человек.
Для меня и это до фига, но не прийти я не мог. Не потому, что хотел выслужиться или доказать лояльность. Всё это в прошлом, мне уже ничего никому не надо доказывать.
Я пришёл, потому что чувствовал себя обязанным Старицкому – бывшему военному, дослужившемуся до звания полковника, а потом подавшемуся в политику и ставшему там почти генералом. Этот старик был крепок, как танковая броня, жёсток, когда того требовали обстоятельства, но справедлив.
Отца я потерял в юношестве, когда он из ревности заколол мою мать и её любовника. Тогда мне было четырнадцать, а брату семь. Дело замяли, вернее, отца признали умалишённым, а родственники позаботились о нас с Шейханом. Именно так теперь в определённых кругах известен мой младший брат.
– Что будете пить, Михаил Дмитриевич? – спросила вышколенная официантка, когда я вошёл в гостиную.
– Виски безо льда.
У Старицкого всё было на высшем уровне. Никакой прислуги, похожей на сосок, готовых обслужить гостей в туалете, никакой пошлости или вольных нравов. Тем более банкет был посвящён не только закрытию осенней сессии, но и дню рождению единственной дочери Маргариты.
Отчасти я пришёл ради неё. Мы знакомы несколько лет, и я безмерно восхищался и уважал её. Единственную женщину из тех, кого знал.
А знал я многих, но не дольше двух-трёх ночей. После поступка матери, который расценил как предательство, я сторонился девок. И шумных сборищ. Этих пафосных вечеров лицемерия и показных добродетелей.
«Ты женат на политике», – усмехался Старицкий, и меня такой расклад устраивал. Пусть некоторые судачили, что я нетрадиционной ориентации. Или извращенец, правда, тщательно шифрующийся.
Предъявить было нечего, в скандалах я не замешен, выбранной партии верен, а остальное – моё личное дело.
– Михаил, ты сегодня выглядишь ещё более неприступным, – шептала мне одна из жён соратника по партии. И я улыбался, иногда позволяя себе вроде бы невзначай провести рукой по её выпуклостям.
От этого подруга или жена очередного папика млела и пыталась намекать на что-то большее. Большое и чистое, а я только усмехался в ответ и качал головой. На фига мне этот цирк с конями?!
Нет, я понимал, что для тёлок подтянутый солидный мужчина тридцати пяти лет – лакомый кусочек. «Джеймс Бонд» так они называли меня за глаза, потому что я никогда не бываю безумно пьян и никогда не сношаю одну и ту же женщину трижды.
При деньгах, при власти и с тайной в глазах, которую некоторые принимали за грусть по стройному женскому телу.
Фигня! Этих стройных сделанных у хирурга или инструктора по фитнесу тел вокруг хоть ложкой ешь! Готовых на всё, но это не моя печаль. Я предпочитаю честные товарно-денежные отношения. Ты мне это, а я тебе то.
Никаких адюльтеров или порочащих связей. Всё чисто, не прикопаешься! Без наркоты, она для слабаков. Никаких малолеток, они меня не возбуждают.
Если женщина согласна провести со мной ночь и ублажить так, как я того хочу, то ей воздастся сторицей. Я предохраняюсь и чётко обозначаю позицию: никаких случайностей. Если ты залетишь несмотря ни на что, пойдёшь на аборт.
Меня пытались шантажировать и взять на жалость, мол, это Божье провидение приказывает нам стать родителями, но я всегда жёстко это пресекал. Решила схитрить и набрать в шприц содержимое презика, что ж, у меня для тебя сюрприз. Ты сделаешь аборт. Добровольно или силой.
Силу пришлось применять лишь однажды. Двое остальных «умелиц» смирились с провалом надёжного плана и отправились в абортарий своими ножками. Вдобавок к этому они не получили ничего. Не люблю нарушение договорённостей.
