«Я – олигарх Константин Аронович Энский, мне 35 лет. Не украсть у этой страны – это значит прожить целый день зря. Коррупция – моё второе имя. У меня есть права, а у вас только одни обязанности. У меня есть деньги и власть, а у вас только еда, за которую вы должны быть мне благодарны. Я задумаюсь о вас тогда, когда вы повально начнёте дохнуть и не сможете обеспечить мой непрерывный процесс производства денег. Тут я признаюсь, что демография меня иногда волнует, хотя если вы не имеете отношения к моему бизнесу – дохните хоть миллионами, мне наплевать. Я не могу проявлять к вам милость. Меня не интересует эта страна, меня интересуют ресурсы. Я вижу только работников, остальные люди – это мусор, который не вписался в мой бизнес. И да, терпеть не могу это слово «народ», чушь какая-то, «рабы» – это вам больше подходит.» – я произношу эти слова каждый день.
Сегодня утром меня арестовали и отправили в СИЗО. Эти уроды хотят меня посадить, но они недооценивают мои деньги, связи и огромную свиту адвокатов. Но это отдельная темя для разговора.
Я первый раз в жизни зашёл в тюремную камеру. Какое убожество. Она не больше двадцати квадратных метров, мой гальюн на яхте больше в несколько раз. Как вообще это всё здесь умещается? Четыре железные кровати в два яруса, длинный стол, санузел за шторкой и кафельной перегородкой, кстати высотой не больше метра. Раковина с двумя кранами, а как? Без смесителя что ли? Окно с двумя металлическими решётками, заклеенное серой плёнкой и вроде с форточкой. Здесь всё, как в купе поезда, только все о тебе и думают, когда ты в туалете сидишь.
В камере сидят два арестанта и смотрят на меня так, как будто не узнают или я чего-то не понимаю. Я им улыбнулся.
– Здравствуйте, я олигарх Энский.
– Да хоть чёрт с рогами, по жизни кто? – спросил один из сидельцев, затачивая алюминиевую ложку о стену.
– Я же говорю, олигарх.
– Олигарх ты на воле, в тюрьме такой масти нет. Соображай быстрее или у параши спать ложись.
– А-а, мужик, точно, мужик. – кое как вспомнил я это слово и был рад тому, что у меня есть образование и память.
– Ну тогда располагайся, внизу занято, а на пальме свободно, вы же, олигархи, любите пальмы?
– Да, а это где? – удивился я, не обнаружив в камере вообще ни одного растения.
– Вот здесь. – сказал второй арестант. – Захар, хорош над ним орать, ты же видишь, что он с неба на землю сошёл только что. Я Сёма, это Захар. У тебя погоняло есть?
– Не понял? – удивился я и подумал почему-то про кнут.
– Кликуха у тебя есть, прозвище, как тебя близкие зовут?
– Константин Аронович Энский.
– Х-м, короче, будешь Левак, понял?
– Понял, можно вещи на кровать положить?
– Можно, только это не кровать, а шконка.
– Понял, можно вещи на шконку положить?
– Да.
Я закинул свои сумки на шконку и случайно зацепил кружку с чаем на столе, которая упала на пол, образовав чёрно-коричневую лужу. Потом залез сам и лёг, обдумывая, кто мог меня сдать, чтобы были основания для моего ареста. Как ни странно, но эти двое даже не сдвинулись с места, чтобы помыть пол и убрать кружку. Точно быдло, привыкли жить как свиньи в грязи. Ну вот зачем их жалеть если они животные? Я посмотрел на них с пренебрежением, отвернулся и начал изучать обшарпанную стену камеры, перебирая в уме, а всех ли мы «убрали».
– Левак, вообще-то за собой убирать надо. – сказал Сёма.
– И извиниться бы не мешало так-то. – добавил Захар.
– В смысле? – удивился я. – Ваш же чай, вы и убирайте.
Захар и Сёма выпучили на меня глаза и Захар достал ложку, которую он точил, но уже с перемотанной синей изолентой ручкой.
– Может уборщицу позовём? – сообразил я.
Как же на самом деле мне было больно, когда Сёма ударил меня кулаком в переносицу. Чему меня только учили все эти годы пресловутые тренеры и мастера разнообразных единоборств? Один удар и я сообразил, что нужно делать. Я быстро схватил тряпку, кинул её на лужу чая и вытер пол ногой. Вот теперь нормально, сделал вывод я и полез на шконку. Как оказалось нет. По взгляду своих коллег я понял, что это ещё не всё. Я сообразил и убрал тряпку на место, вымыл кружку и поставил её на стол. Да почему они так на меня смотрят, как будто я им ещё что-то должен?
