СЕРДЕЧНОЕ ЗРЕНИЕ
То, что Анатолий Шаров пишет стихи, по его прозе видно сразу. От первой страницы, точнее – с первых предложений читателя подхватывает сильный, уверенный поток хорошо сложенных слов, мастерски уплотнённых и подогнанных под его, читателя, дыхание и сердцебиение, да так, что никакого зазора для сторонней, не связанной с повествованием, мысли невозможно даже и представить. Именно это хорошее, стильное владение литературным русским языком мгновенно захватывает и связывает сознание отрывшего книгу и начавшего читать Анатолия Шарова и удерживает властно и цепко, уже не отпуская до самого окончания повествования.
«Это новость молнией облетела тихий старинный Приокск: убит глава города! Утром только и разговоров было об этом. На автобусных остановках, в пивнушках и забегаловках, да просто на улицах, где встречались два-три человека. «Слышали? Николая Васильевича Силаева нашли мёртвым в собственном гараже с пулей в голове!»
Криминальное происшествие, как это часто бывает, с каждым новым рассказчиком обрастало подробностями и домыслами. По словам одних выходило, что градоначальника обнаружили около авто с простреленной головой. Другие добавляли: Силаев, раненный, дополз до гаражной двери. Третьи утверждали…». («Киллер для мэра»).
А ещё не отпускающая, так властно удерживающая читательский интерес, плотность художественного текста подтверждается, крепится тем, что каждая картина в повестях и рассказах Шарова, завершаясь, не осекается, а закономерно, логично вытекает, переливается в новую картину, сцена лирическая удивительно естественно продолжается сценой патетической, а та комедийной – и это уже второй знак развитого литературного мастерства: простраивать драматургию произведения, опирая последовательность изложения сюжета на науку психологию. Такое понимание – или знание? – Анатолием Шаровым психологических закономерностей эмоциональной концентрации на светлом или тёмном, весёлом и трагичном, такое знание длительности или краткости полноты переживаний светлого и тёмного, с необходимыми паузами для нейтрального изложения информации, подтверждает мастерство писателя-композитора, которому просто преступно не взяться за крупную прозу, её романную форму.
Действительно, это пожелание, точнее даже – заказ, требование к писателю не экономить свои силы, не жадничать, а отпустить себя, развернуться во всю свою отпущенную свыше силу и потратиться на создание развёрнутого полотна нашей современной жизни просто напрашивается из демонстрируемого Шаровым великолепного знания этой нашей современной жизни. Каждый его сюжет, каждая запускаемая им интрига доставляет истинное удовольствие от наблюдения за глубочайшим авторским погружением в материал, за его лично опытным знанием – до мелочей и тонкостей – и заводского производства, и бюрократической, управленческой сложности, и совхозного механизаторского труда, и сельского усадебного быта:
«…Осень в тот год была тёплая. Уже Покров отпраздновали, капусту порубили, свёклу повыдёргивали, а на воле стояла такая благодать, что хоть опять огород паши и картошку сажай. И всё бы ничего, только две приметы не радовали деревенских жителей: рябина раньше времени созрела, а ещё в лесу было полно мухоморов. Рябина ранняя – к лютой зиме, а вот прорва мухоморов – к войне». («Сашка-Багратион»),
Писатель родился в деревне Старково Владимирской области, и понятно, что эта наша не пышная, не экспрессионистская, но всегда так пронзительно гармоничная, среднерусская природа стала воспитателем его зрения. Народные приметы – это приметы писателя из народа, меты деревенского детства на всю остальную жизнь. И потому опыт политических подспудных механизмов демократических выборов явно уже из периода жизненной зрелости автора:
