Лагерный полуакростих
Дыхание осени. Утро в лагере.
Обед, так похожий опять на завтрак.
Меня привлекает поездок магия.
Или «сегодня» еще не «завтра»?
Нет. Ощущаю я вас, практически,
И правомерно, почти собою.
Каждого. Ибо их электричество,
А – речь тем более, есть дорогое
Лекарство от грусти. Мы в лагерь поверили,
Если быть точным – до края столетия.
Об этом писать, вдохновляясь евреями?
Не было грусти! Мы счастье заметили
И, распрощавшись со скукой и горечью,
Дальше продолжили путь. Восхождение,
Годом что началось раньше – продолжилось.
Единолично заряжен идеями,
Об этом я пишу свой акростих,
Работая над каждым новым словом,
Господствуя, хоть нынче – я затих.
И я хочу сказать, что, безусловно,
Йод тех стараний… Он украсил жизнь,
Давая нам надежду. Это помню,
А мир меж тем, без всяких укоризн,
Шагнул вперед. В пространстве странных комнат
Аэропорт нестиранных вещей.
Витает речь. Куда – то уходили
И мы. Теперь не надобно. Вообще,
Краса искусства совершенна. Миру
Абстракция, увы,
Конечно – не нужна.
Оазисы – мертвы.
Но есть еще – она:
Среда подруг, друзей,
Талант которой – есть
Ажур. Но мы – мудрей.
Наверно, наша честь
Теряется не там,
Имея нас в ввиду,
Не в строчках, по слогам,
А в небе – как звезду,
Как сокровенный дар.
Я помню о друзьях,
Ведь их – Господь мне дал,
Не чувствуя ни страх,
Ни даже точку, которой – грусть
Имя. Я верю в них.
Много прошло с той поры? И пусть!
Им посвящаю стих,
Словом давая понять своим -
Дружба вернется к нам.
«Сказку лесную» мы посетим,
Сказанным, в такт, словам.
Снова мы встанем в наш общий круг,
Круг для своих ребят.
Каждый здесь будет мой лучший друг,
Каждого добр взгляд,
Каждого слово – почти строка.
Строки в одну слились.
Все же, ребята – всем вам пока.
Я продолжаю жизнь.
Слабо обставлена комната,
Мебели в ней больше нет.
Солнце, прозрачное золото,
Нам осветило предмет.
Ракурс удачный мы выбрали:
Страшным показан маньяк.
Трогал руками он липкими
Девушку не просто так.
Резал ножами он, саблями,
Свежее мясо людей.
Комната слабо обставлена,
Много в ней бродит теней:
Вот пробежался по мебели
Нами придуманный дух,
С кожей, магически белою.
Сразу – наверно, испуг.
Что нам пугаться фантастики?
Это, должно быть, фантом.
Сделан наш дух был из пластика,
А из коробочек – дом,
Даже маньяк был улыбчивым,
«Здравствуйте!», всем говорил.
Был по фамилии – Рыбчинский.
Звали его – Михаил,
В школе работал учителем,
Свинок морских разводя.
Старым прадедовским кителем
Страшно гордился. Не зря
Богом талант поцелованный,
Нам был дарован в кино.
Это стихи – нет в них логики,
Всё у нас завершено.
Уж если и писать, то о прошедшей смене,
Чей разбирая мир, как будто в теореме,
Мы грусть – тоску свою по лагерю отменим.
Не будем плакать мы безмолвно, безнадежно,
Ведь нам была дана прекрасная возможность
Тот ощутить мотив сознанием и кожей,
То ощутить кино и, сняв на кинопленку,
Внести в сознанье мир, что до предела тонкий,
Но ясен он и прост для каждого ребенка,
Как ясно было то, что лучшего – не будет,
На перекрестке их – желаний наших, судеб,
Которые Господь безвременно осудит,
Как осуждали мы Союзы Проходимцев,
Которые для нас – как двери в психбольницу.
Но мы – сильнее их, и потому – сразимся
С вселенским миром лжи бескрайней, бесконечной.
Но будем мы скучать, хоть знаем – время лечит,
Готовя из всех нас кровавое лишь лечо,
Устроив нам замес безжалостным ковидом.
Теперь мы из окна предпочитаем виды
Не нынешней судьбе, но миру, что разбитый
На век параличом, который нынче – кризис,
И хоть ЦБ РФ читает катехизис,
О том, как Русский мир, от доллара зависим,
У нас цензуры – нет, а Солженицын – гений,
В чью правоту словес мы непременно верим,
Используя тот стиль, что ранее евреем
Был сам изобретен, потомкам в назиданье.
