Разбивши в прах мечту свою найти в
пути добро,
В пустом трактире херес пью и трачу
серебро.
За двести лет мне отдыхать пришлось
не больше дня,
И долго мне еще скакать, но я
сменил коня.
Михаил Щербаков, «Дорожный
календарь», «Март»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Благословен ты, город юности моей! Ибо стоишь ты в центре мира,
стены твои крепки, а правит тобой величайший король вселенной.
Башни твои белее снега и крепче гранита, прекрасные сады цветут и
плодоносят круглый год, жены подобны богиням невинностью и
красотою, а мужчины благородны и полны отваги. Пою тебя, мой город,
жемчужина среди городов, царь среди жемчуга, да славится имя твое
во веки веков! Да не коснется тебя дыхание тлена и не разрушатся
улицы твои под ногами жителей твоих!
Так сказал поэт.
Впрочем, мы с тобой, читатель, можем ему не верить, ведь всем
известно, что эта братия слова на языке своем поэтическом не
скажет, не солгав.
Зато мы можем проверить, насколько господа стихотворцы врут.
Краснеют за них, как известно, любимые ими розы, а с цветов какой
спрос?
Арчибальд сдерживал нетерпеливый шаг своего вороного, потому что
обогнать ползущую впереди телегу не было никакой возможности.
Благородный рыцарь въезжал в город, подустав от жизни к своим
сорока годам, но по-прежнему готовый ко всему, что преподнесет
судьба. А она преподнесет, и довольно скоро. Пока же рыцарский конь
топчется за телегой с капустой, которую влечет невозмутимый грязный
вол.
...Арчибальд оглядывается, вспоминая дорогу.
...Бенда отдыхает на обочине, подставив лицо утреннему
солнцу.
...Алиция в новом платье вертится перед зеркалом, покрикивая в
нетерпении на горничную, которая уколола госпожу, когда пришивала
рукава.
...Канерва в дубовой бочке, полной горячей воды и пены, подносит
к запястью нож, но опять не может вскрыть вены и плачет от злости и
страха.
...Юлий из темного вонючего проулка за тюрьмой взглядом
ощупывает привязанные к поясу кошельки прохожих.
...Кривой Палец спит еще, подергивая веком, и сопит во сне,
иногда вздыхая.
Они пока не знают, что встретятся, но это случится. Начинается
новый день, и будет он жарким и неспокойным.
Длинный и узкий — на одну повозку — проход тянулся от ворот к
площади. Камень, из которого были сложены его стены, потемнел от
сырости, местами подернулся бледно-зеленой пленкой; пятна мха
образовывали причудливые узоры. Будто основатель города, складывая
эти стены, написал предостережение потомкам, но за древностью букв
потомки разучились их читать, и магические письмена так и остались
для жителей китайскими иероглифами, постепенно зарастающими
плесенью. Арчибальд протянул руку и в задумчивости провел пальцем
по зеленоватому налету.
Турнир завтра. На сегодня хватит остатков серебра в кошеле на
поясе, а завтра придется выиграть. Если бы речь шла о любом другом
турнире в этом королевстве, Арчибальд даже не задумался бы о своей
победе (она предрешена). Но в столице много достойных рыцарей. И
благородный энц мысленно взвешивает в руке копье, чтобы убедиться в
собственной силе и отваге. Он победит завтра, иначе на что ему
обедать? Нет, не думать об этом! Он выиграет. Его представят
королю, а король, конечно, пригласит победителя на обед. Тогда
Арчибальд сэкономит целую монету, то есть еще на одну монету
уменьшится треклятый долг... Впрочем, и об этом можно не рассуждать
— он и на сей раз откажется от приглашения.
Громкий треск отвлек рыцаря от раздумий. Телега, выезжая из
прохода между стенами, зацепила осью угол и встала. Равнодушный вол
тянул себе ярмо, а телега стонала и скрипела. Хозяин капусты, седой
крестьянин, соскочил с передка и принялся заворачивать вола, тыча
кулаками животине в морду. Рыцарь остановился. Сзади послышался
голос его оруженосца:
