Глава I
Про Юлькино больное самолюбие и Надежду
Смешно было, когда Надежда приперлась к нам на репетицию и заявила, что солисткой теперь будет она. Типа Юлечка заболела, не в голосе, да и вообще: ну ее, эту Юлечку! Надежда лучше все знает, лучше поет, она, в конце концов, педагог!..
И вот карабкается этот педагог на сцену, а оттуда – на подиум. И вот возвышаются над залом эти полтора центнера юбок и бородавок. И поют:
Я только девочка. Мой долг
До брачного венца
Не забывать, что всюду – волк,
И помнить: я – овца.
Лично я заржал в голос, Надежда все равно меня перекрикивала. Леха плюхнулся лицом на клавиши и беззвучно трясся, пока она пела. Пашка и Димка побежали ржать на лестницу: все-таки они еще побаиваются Надежды. Не так, как Юлька, но тоже.
Понятно, что в это время никто из нас не играл, мы и песни такой не знаем, где ее Надежда взяла? Не иначе, сама сочинила. Никто не играл, Надежда пела под мой хохот и сдавленные звуки из-за синтезатора: Леха долго не мог успокоиться. А когда допела, сказала, что музыку напишет сама, а наша задача выучить и отрепетировать к выпускному.
Еле отбрехались тогда! Соврали, что у нас к выпускному давно готов целый концерт, куда ее песенка ну никак не влезет, потому что все расписано по минутам. Да! И все это сами, без солистки. Про «без солистки» Леха повторил дважды, чтобы до Надежды дошло: мы в ней не нуждаемся. А доходило до нее туго! Она такая: если ей что-то в голову взбрело, она сделает, и плевать на всех. Я ей битый час рассказывал, что программа уже отрепетирована и вокал там только мужской, что мы не успеем ничего изменить, даже если захотим, выпускной-то скоро. Надежда талдычила, как заезженная пластинка: «Ну вот эту одну песенку добавим, и все», – и так сорок раз в ответ на любую нашу фразу.
Спаслись мы тогда благодаря Пашке и Димке. Насмеявшись на лестнице, они не спешили обратно в зал. Постояли в дверях, послушали, оценили масштабы нависшей угрозы и завопили почти хором:
– Надежда Евгеньевна, там Юлька пришла!
Тут-то ее и сдуло. Убежала наша Надежда ловить Юльку. Мы тогда ушли через окно, чтобы не попасться ей на первом этаже, и репетировать в тот день больше не смогли.
Вот такой прикол, до сих пор вспоминаем. А вообще-то ничего смешного я в этой истории не вижу. К тому дню, как Надежда повеселила нас на репетиции, Юлька не появлялась уже год. Мы знали, что она жива и дома, только потому, что иногда она махала мне из окна, когда я бежал из школы в музыкалку. Ну и по «аське» списывались. Хотя подозреваю, что и здесь Надежда не давала Юльке спуску, а может, и сама садилась за компьютер, старательно маскируясь под Юльку, чтобы узнать наши тайны. Юлька «асечная» ни под каким предлогом не желала выходить из дома и не позволяла мне говорить плохого про Надежду. Даже защищала ее. Подозрительно? Ну вот, и «Скайпа» у них не было, хотя я сто раз предлагал установить, Юлька отказывалась. Я догадывался, в чем тут дело, и на всякий случай не говорил по «аське» ничего такого, из-за чего у Юльки могли быть неприятности с Надеждой.
А ведь она Юльке никто! Не мать, не бабушка, просто учитель, как и нам всем. Еще год назад, когда Надежда вела у нас историю музыки, она не уставала гнобить Юльку. У всех девчонок и ботаников больное самолюбие. А Юлька у нас – то и другое. Отличница, в школе и в музыкалке, солистка группы, звезда. Получит четверку – рыдает, лажанет на репетиции – будет повторять до посинения, пока не получится. Нас выбесит, себя измучает, но сделает как надо. Ей важно быть первой, такой человек, и Надежду это почему-то всегда злило.
Если Юлька отвечала на уроке хорошо (а по-другому она не отвечала), Надежда засыпала ее вопросами один другого мудренее и не успокаивалась, пока Юлька не споткнется. Тогда она ставила четверку и, наверное, считала, что день удался. У Юльки, по-моему, вообще других четверок не было, кроме как по истории музыки.
