Весеннее солнце ласково заглядывало в комнату, будто говоря:
«Ну, просыпайся уже быстрее», воробьи чирикали за окном о чем-то
своем, птичьем, балконная штора лениво колыхалась от легкого
сквозняка, как будто была очень недовольна тем, что ее
потревожили.
Катя наблюдала за всем этим утренним действом из-под одеяла,
прищурив один глаз. «Как хорошо», - подумала она. «Как
хорошо-то»!!!!!
В состояние неги бесшумно, почти на цыпочках, ворвался Смирнов,
как-то по-детски – воровато пытаясь забрать со стола свой
мобильный….
Катя украдкой улыбнулась, ей вдруг стало смешно от того, что этот
взрослый и важный до невозможности мужчина ведет себя как
мальчишка.
- Смирнов! Люблю тебя! – все-таки не выдержала она.
- Разбудил?
- Люблю такие утрЫ. – и она улыбнулась.
- Позвоню.
Катя молча улыбнулась в ответ, чувствуя счастье в каждой клетке
своего тела.
«Четкость действий за четкостью целей» - она вдруг вспомнила слова
отца. И решительно сказала себе: «Сегодня! Я непременно скажу ему
все сегодня». И, укрывшись одеялом с головой, она легла
дочувствовать свою утреннюю негу.
***
Она не привыкла жить вот так, не работая… Без разъездов, гастролей
и репетиций. Первый месяц свобода настолько тяготила ее, что,
казалось, жизнь остановилась; периодически хотелось свернуться
клубком на кровати и поплакать над никчемностью своего
существования. Но потом она научилась следовать за собой, своими
желаниями, потребностями, миром своих чувств, и жизнь заиграла
другими красками. Даже запахи теперь она ощущала по-другому. Будто
поняв, что у нее наконец-то появилось время их прочувствовать, они
раскрывались пред ней во всей полноте…
Весенним теплым вечером Катя спешила в свою любимую кофейню на
Горького. Здесь было прекрасно в любое время года. Зимой, когда
снег хрустел под ногами, а лицо горело от мороза, усевшись у окна
можно было любоваться огромными снежинками, кружащими под светом
уличного фонаря. Весной и летом, обняв кружку ароматного кофе
ладонями, уединиться в тени вьюнов, густо обвивающих сетку из
деревянных реек.
Она улыбнулась официантке и сказала: «Леночка, сегодня зеленый чай
с лимоном».
***
Смирнов вышел из штаба чрезвычайно раздраженный. Груда бумаг,
полученные начальством данные о готовящемся в КНДР, ожидание
решения главного о дальнейших действиях в условиях нынешней
военно-политической ситуации напрягали его чрезмерно. А тут еще
это…
От мыслей его оторвал крик Гришки Шольца. «Ох и фамилию себе нашел,
раздражает!» -подумал Смирнов и хотел прибавить шагу.
- Лех! Поговорить надо!
- Есть хочу, Гриш. Пойдем куда-нибудь поедим. Заодно и
перетрем.
- На Горького?
- Ну давай туда. Без пробок быстро доберемся. Да и прохладно
там.
***
Не любила она чай... А уж зеленый тем более. Несмотря на всю его
полезность, многообразие и целый ритуал заваривания, ну не любила и
все!
Но раз с обожаемым зерновым пока надо повременить, придется и в
зеленом искать прекрасные грани.
Сделав маленький глоток, Катя полезла в сумку за телефоном. Надо
позвонить Лешке, узнать, когда будет дома. Палец уверенно и ловко
нажал кнопку быстрого вызова, а секунду спустя она услышала
знакомый голос Гришки Шольца там, за своей спиной, через густую
сетку вьюна:
- Леш! Она опять приходила… спрашивала тебя. Не знаю, что за хрень
у тебя в жизни творится, но ты разберись с ней, а! Я как Кате
теперь в глаза смотреть буду?
- Гриш! Вот тебе надо да? Вот прямо сейчас? Когда все, итак, через
жопу…Вот именно сейчас? Есть хочу, давай закажем.
Гришка замолчал, наверное, уткнулся в меню…, а тот, второй, утром
бесшумно и почти на цыпочках кравшийся за телефоном, молчал…
Катя сидела, уставившись своими зелеными глазами на дольку лимона в
кружке, и думала: «Одиноко тебе там, наверное, одной, да,
плавать?». И не было в голове больше ни одной мысли кроме сиротства
этой самой лимонной дольки…. А потом ей неожиданно стало нечем
дышать…
