Лой Быканах.
Захар Прилепин.
I.
Ветер гасил набегавшие с Вятки волны. В эти края испокон веков каждую весну с юго-запада по небу прилетают белые журавли и приносят с собой надежду, тепло и радость. 17 июля 6689 года от сотворения мира с юго-запада пришли ушкуйники.
Год назад ушкуйники об этом крае не помышляли. Год назад ушкуйники присоединились к войскам Игоря Святославовича, чтобы прочно усадить его на киевский престол. Несли свою службу исправно: стеною встали на Влене и под Друцком не осрамились, но в битве у Долобского озера они стали отступниками и не нужны были теперь ни Ольговичам, ни Мономаховичам. Изменить присяге заставили не страх и не корысть – само провидение отвело поднять оружие на братьев по вере христовой.
Дело было так. Ушкуйники стояли засадой у берега, до времени укрывшись в зарослях камыша и рогоза. Они должны были поддержать половецкий отряд Козы Сотановича, но до той поры быть тише воды и ниже травы – от половцев их отделяла малая дубрава, где несли дозор пластуны. Вдруг немыслимый свет на мгновение ослепил ушкуйников – это среди ясного неба ударила молния, раскатился гром и в мгновение ока пролесок встал стеной огня и дыма. Пока искали брода в пламени, всё было уже кончено: пали Сотанович и Елтук, а князь Игорь с ханом Кончаком чудом спаслись в одной ладье. Не смогли ушкуйники своё дело справить и за сим решили, что больше они не будут под чужой рукой стоять.
Спустя год ушкуи причалили к высокому берегу, где одиноким гордым утёсом возвышалось городище, довлея над привольным, богатым, красивым и покойным краем. Ещё семь лет назад от новгородских купцов пронеслись слухи об этом городке. Болванский, говорят, называется. Вот только почему Болванский – неясно. Может, местные его на своём наречии созвучно звали или дело в идолах на майдане, которых чтили вотяки, но скорее всего штука в том, что всё чужое и непонятное купцам казалось глупым и неумелым. Болванским.
Ушкуйники решили, что тут будет их форпост, плацдарм – место, куда они поставят ногу для того, чтобы начать путь к покорению уютного своей дикостью края. В этом дремучем медвежьем углу можно и нужно жить тем, кто дышит свободой – ушкуйники это знали от тех, кому резал глаза свет от поднятого Киевом и Новгородом креста.
Тем более, что отступать ушкуйникам было некуда – запасы съестного подошли к концу: бочонок солонины протух, пшеница безнадёжно заплесневела. Не разбивая лагерь, помолясь и дав обет святым Борису и Глебу, новгородцы уверенной, стройной шеренгой двинулись к стенам города. Шли ровно, степенно, безоружно – мечи, топоры, щиты и шеломы сложили в опустевшие сундуки и короба. Когда-то похожий манёвр провернул Вещий Олег – прикинулся купцом и заманил в смертельную ловушку киевских князей Аскольда и Дира. Вот и пригретые летним солнцем стражники городка Болванского своим глазам поверили и не дали сигнала тревоги – даже ворот не закрыли. А когда разобрались, в чём дело, было уже поздно – наскоро и кое-как собранные защитники были разбиты, жители городища бежали кто куда.
Да, ушкуйники оказались коварным, лихим и лютым, неотделимым от зла добром. Именно тем, что было нужно этому миру и этому времени.
Дружинник Ждан сегодня был назначен кухарем, дежурным по съестному, поэтому, войдя в покинутое городище, пошёл в показавшуюся ему самой зажиточной избу. Нашёл и репу, и крупы корчагу полную. Заглянул в мясницу и оторопел. Обычно в таких горшках православные люди жарили и тушили мясо, но тут, казалось, какой-то богатырь верзоху расчехлил и афедрон устроил – наложено было дюже знатно. Но никто из дружины Ждана опередить не мог, да и не наделать таких дивных делов человеку, который третий день без маковой росинки. И запах у этого калача бурого был вовсе не таким, каким от нужников веет. Ждан взял длинную деревянную ложку и осторожно ткнул в бок – упругое. Надавил сильнее и оболочка треснула – из неё высыпался сочный фарш: крупа вперемежку с луком и рубленным варёным мясом. Всё ещё недоверчиво, с опаской, Ждан отрезал кусочек и попробовал… Из его голодных глаз хлынули слёзы сытого счастья. Ждан сдержал порыв всё стрескать разом – он помнил о друзьях и понимал, что после поста такой еды лучше много не есть. Больше таких мясных калачей в избе не нашлось. Как быть, чтобы и дружину порадовать, и разделить поровну, да чтоб пошло впрок, а не в заворот кишок? В погребе нашёлся бочонок квашенной капусты и Ждан принялся готовить суп. Он настругал репы, нарвал свекольных листьев, да ещё пшена туда, а когда было уже почти готово, накромсал того странного болванского ёдова. Огромный котёл душисто и уютно бурлил, набирая ароматных сил на всю дружиину. Все ели, да нахваливали. О том, что такое сокта, они уже потом узнали.
