МоимВикториииВалентину
Около небольшого сельского магазина под вывеской, на которой еще с дороги хорошо читалось короткое «ПРОДМАГ», стояли местные тетки и обсуждали дела насущные, не забывая, конечно же, посплетничать и об односельчанах. В магазине тоже были люди – из приоткрытой двери слышались короткие обрывки разговоров. Ждали машину с хлебом, которая, почему-то задерживалась. К беседующим на улице теткам подошла третья. Поздоровались…
– Ну, как? Будет сегодня хлеб-то?
– Да ждем, вот. Нинка сказала, что сегодня точно будет.
– Ну, и хорошо… А то третий день не везут…Мимо прошла молодая женщина, вежливо первая поздоровалась со всеми и вошла в магазин.
– Здравствуйте, здравствуйте, – уже в спину ей отозвались вразнобой тетки.
Помолчали…
– Да-а… Не повезло Верке-то, – произнесла одна.
– А, что такое? – тут же отозвалась вторая.
–Ты, Ильинишна, недавно к нам приехала, не знаешь, что муж у нее погиб, – произнесла третья и, понизив голос добавила, – уж как год назад. С тех пор Верка замуж-то и не идет. Хорошо хоть сына успела родить.
Повздыхали…
– Уж, как Васька, муж-то ее, люби-ил. Уж такой был заботливый. Она, как в роддом легла, так он все в город мотался по магазинам. Все купил будущему ребенку – от коляски до подгузников. Да и одежды на пять лет вперед. А сам вот и погиб. Прямо в день рождения сына! – опять высказалась первая.
– Это, как же так? – изумилась Ильинишна.
– Да вот так…
– Да, тише вы. А то, вон она идет, – сказала вполголоса третья и поджала губы.
Молодая женщина вышла из магазина и, не взглянув в сторону теток, пошла к автобусной остановке.
–Да, что-случилось-то? – опять подала голос Ильинишна.
– Толком никто ничего не знает, сам погиб или убили, дело темное. Поехал в Москву, друга проведать, да вот и не вернулся. Но скажу я вам, знал Васька, что умрет. Хотя на здоровье и не жаловался никогда – ответила первая.
– Ну, уж ты, Петровна, и загнула. Никому не дано знать, когда умрем.
– Ну, хорошо, не знал. Чувствовал! Какая разница!
– Это бывает, – произнесла та, которую звали Ильинишной, – Мой дед пришел домой с молокозавода, лег на лавку и сказал бабушке: «Все, бабка. Сегодня помру». И точно. К ночи и помер.
– Это другое,– гнула свое Петровна, – то день в день, а то загодя.
– Ну, уж и хватила, – опять недоверчиво высказалась третья, – уж скажи за месяц!
– Ты, МарьСемённа, хоть и в школе проработала всю жизнь, а простых вещей не знаешь. Когда срок приходит каждый чувствует.
– Ну, хорошо. А как же те, которые внезапно, в один миг? Тут и почувствовать не успеешь!
– Опять другое. Другое! И все тут! По-всякому бывает. И так и так. Но здесь точно вам говорю. Предчувствовал!
– Ну, с чего ты взяла? Заладила – предчувствовал, предчувствовал…
– А с того и взяла, что очень много он сделал для Верки, чтобы не нуждалась долгое время, – гнула свое Петровна.
– Да-к, это многие мужики делают, не скажу, чтобы все, но многие.
– Многие-то многие, да не столько же. И дом починил, и хозяйство наладил, и оплатил все лет на десять вперед! А самое главное, – тут Петровна понизила голос до шепота, – квартиру-то свою, ну ту, городскую, на нее успел перевести.
Марья Семёновна подозрительно, но тоже шепотом, спросила – А ты откуда знаешь-то?
– Юлька мне сказала, – оглянувшись по сторонам, вполголоса ответила Петровна.
Помолчали…
– Хм. Юлька?
– Юлька.
– С почты?
– С почты.
– Ну, тогда поня-ятно,– протянула МарьСемённа и, обернувшись к Ильинишне, объяснила: «Балаболка!». Как «двойку» в дневник поставила.
– Если Юлька что скажет, то считай, что ничего не слышала. Как прогноз погоды послушать – то ли дождя ждать, то ли радуги! Фантазерка она, вот и выдумывает.
– Дело ваше, можете не верить. А я точно знаю! Чего, спорить-то!?
