– Никич, ну, расскажи, а, – просили ребята, – ты же обещал напугать.
Никич устало вздохнул, бросил в костёр травинку, посмотрел куда-то в сторону.
Наступила ночь. На западе, где открывались заречные дали, закат уже догорел, остался лишь розоватый отсвет под несколькими пронзительными звёздочками. У Красного дома зажёгся одинокий покосившийся фонарь, но свет его не доходил сюда, за огороды, и лишь сгущал темноту. Темнота окружала их, тянулась прохладными пальцами, всматривалась в затылки пристальным взглядом. Нервно, словно боясь её, плясали язычки маленького костерка. Дети жались к ним, к Никичу, лицо которого странно менялось в пляшущих тенях, в задумчивых глазах мерцали огоньки.
– Ладно, расскажи, не ломайся, – сказал Макс, его старший брат, спокойно сидящий в сторонке.
– Мне-то что, это они потом спать не будут, – проворчал Никич, долговязый парень лет тринадцати.
– Будем! Будем! – дружно пообещала детвора.
– Да меня Варькина бабушка на месте убьёт, когда узнает, что я её внучке страшную историю рассказал, – вяло сопротивлялся Никич.
– Не убьёт, – поклялась Варвара, – она ничего не узнает.
– Я прослежу, – пообещал Егор, Варварин брат.
– Не узнает, говорите? – вздохнул Никич. – Ладно, шут с вами, расскажу. Только, чур, домой никого провожать не буду.
Все со сладким замиранием сердца подсели поближе, посматривая то на Никича, то в тревожащую темноту. Потрескивали сухие дрова. Искры взвивались вверх и терялись в чёрном небе. От дороги деловито гудели редкие машины.
Никич помолчал немного, собираясь с мыслями, послушал густое стрекотание кузнечиков в траве и, наконец, сказал:
– Учтите, я ничего не выдумал. Рассказал мне это дед, когда мы сюда только приехали, года три назад. Макс тоже слышал, он подтвердит.
Дети покосились на Макса, тот лишь загадочно усмехнулся.
– Ходит среди местных поверье, – начал Никич не спеша, – что иногда в нашем лесу, вон в том самом, появляется вдруг странная тропинка. Ни с того ни с сего. Вчера на этом месте заросли, а сегодня – тропинка. С виду самая обычная, от другой не отличишь, но кто по тропинке этой уходит, обратно не возвращается. Потом тропинка исчезает, словно и не было. Хоть весь лес прочеши с милицией, с собаками. Ни тропинки, ни человека. Вот дед нас и предупреждал, чтобы мы с дорожки в лесу никуда не сворачивали. И вообще зря в лес не шастали. Нехорошее, мол, там место.
– Твой дед что, в это на самом деле верил? – с сомнением поинтересовался Егор.
– Как же ему не верить, если он сам ту тропинку видел?
– Как?! – подскочили дети.
Никич усмехнулся и продолжил:
– Когда дед маленький был, вроде вас, дружок один повёл его в лес и показал тропинку. Сказал, мол, та самая. Дед и давай над ним потешаться. Дружок обиделся, решил в одиночку по тропинке прогуляться и… всё. Больше его никто не видел. Как в воду канул пацан. Дед потом на выручку ходил, весь лес облазил, но тропинку так и не нашёл. Вот так-то. А ты говоришь: верил…
– И куда она ведёт, тропинка? – поинтересовался Сашка.
– Кто знает? – пожал плечами Никич. – Пацаны на деревне считают, что тропинка ведёт к старинному дому. Заколдованному. Сокровищ, говорят, в нём немерено. Вот только кто туда попадёт, обратно не выберется. Нипочём не выберется. Васька Ушастый божился, будто по тропинке прошёлся и даже дом издали видел. Потом, правда, испугался и убежал.
– Ну, Васька брехун известный, – сказал вдруг Макс, подкладывая в костёр деревяшку.
