Старый Олаф Вулфонсон… Впрочем, тогда ещё молодой Олаф Вулфонсон стоял у ограды своего сруба и полной грудью вдыхал морозный весенний воздух. Олаф любил весну, хотя на Всеостровии она наступала поздно и проходила быстро. Вот и сейчас: заканчивался апрель, а куда ни глянь – всюду расстилалось мягкое одеяло пушистого снега.
Олаф в последний раз вдохнул, и только собирался вернуться в сруб, как разглядел в ночной тьме худенькую девичью фигурку. Девчонка, съёжившись, брела с корзинкой наперевес к тёмной громаде леса.
– Что за блажь? – пробормотал Олаф, прихватил фонарь и направился вслед за девицей.
Он нагнал её у самой кромки леса.
– Не страшно, красавица? – спросил Олаф. Девочка… Нет, не девочка, молодая девушка, обернулась… И Олаф пропал, утонув в синеве громадных волооких глаз.
– Страшно, – сказала она, вздохнув. – Сама бы ни за что не пошла. Меня мачеха послала. Морошка ей срочно к утру понадобилась.
– Морошка…– пробормотал Олаф. – Морошка. В апреле. Конечно.
Их много таких ходило по снежному лесу. Кто пирожки носил, кто подснежники искал. В голодные годы чуть ли не каждый месяц появлялись.
– А ты знаешь, что в этом лесу свирепствует стая Старого Гарма? – помолчав спросил Олаф. – Лютого чёрного волка с серым ухом?
– Знаю, – вздохнула девушка и добавила тише: – И мачеха знает.
Олаф только головой качнул.
– Пошли, покажу поляну, где по осени было много морошки.
– А как же Старый Гарм? – не поднимая глаз, спросила девушка.
– Отобьёмся, – беспечно махнул рукой Олаф.
– Фонарём? – хихикнула девчонка.
– Хотя бы и им, – согласился молодой храбрец.
…А потом они собирали морошку, выкапывая её негнущимися пальцами из-под снега. Ели горстями и смеялись. Швырялись снежками и бегали друг за другом, совершенно не боясь стаи Старого Гарма. Наконец, когда вдали, на востоке, заалел горизонт, они направились обратно к деревне. Олаф нёс корзинку, счастливая девица бежала рядом.
У сруба Олафа остановились.
– Не надо, дальше я сама, – сказала грустно девушка. – Мачеха заругает.
–Тебя как звать-то красавица? – спросил Олаф. – И где ты живёшь?
– Иддун. А дом мой – третий от околицы, – махнула рукой девушка. –Прощай, Олаф.
– До свиданья, красавица, – усмехнулся добрый молодец.
…Под чьей-то тяжёлой поступью хрустнул талый снег. Олаф скосил глаза. В трёх шагах от него стоял громадный чёрный волчара с серым ухом.
– Вы бы потише орали, – недовольно проворчал Старый Гарм. – Всю добычу распугали. Я понимаю, дело молодое, но стае тоже кормиться надо. Одной морошкой сыт не будешь, – и фыркнул.
– Отец, я хочу на ней жениться, – без обиняков заявил Олаф. – Зашли завтра сватов.
– Что ты в ней нашёл-то? – буркнул оборотень. – Ветер дунет – снесёт!
– Мама откормит. Она ждёт не дождётся, когда я её невесткой осчастливлю, – усмехнулся Олаф, встряхнулся и обернулся серым волком. – Не возражаешь, если я к будущей тёщеньке сбегаю? Объясню ей правила обращения с сиротками?
– Беги уж! – махнул лапой старый Гарм, и Олаф побежал.
Занимался рассвет. В воздухе разливался пьянящий запах весны.
Запах новой жизни.
