В шестом «А» шёл последний урок. Анна Генриховна водила пальцем по журналу, выискивая жертву сегодняшнего дня. Палец спускался всё ниже и ниже, а вместе с ним Вадька Тюлькин всё сильнее и сильнее пригибался к парте. Коснувшись лбом твёрдой поверхности, Вадька зажмурился. По телеку как-то рассказывали, что страусы в минуты опасности зарывают голову в песок. Как же Вадька сейчас их понимал! Был бы рядом песок, он не то что голову, весь бы закопался!
Класс тоже замер, напряжённо наблюдая за передвижениями учительского пальца. Только Зинка Гаврикова, подняв руку, аж подпрыгивала, пытаясь привлечь внимание учительницы.
«Вот, вредина! – думал Вадька, – Никогда не поможет товарищу. Просил же её по-человечески: „Гаврикова, дай списать!“ Так даже не взглянула! Только фыркнула: „Иди, Тюлькин, куда шёл! Уроки принято самому делать!“ „Принято“ – это её любимое словечко. У-у, зубрила! Не понимает, что сегодня игра с „бэшками“, а у них на воротах сам Петрухин стоит! Чтоб ему гол забить – годы тренировок нужны, когда тут уроки делать? Да разве ей понять, одним словом – девчонка!.. Ну, чего это она так долго?..»
Вадик приподнял голову и осторожно выглянул из-за плеча впередисидящего Петьки Брыкина. Палец математички замер в самом конце страницы.
– Тюлькин! – торжественно объявила Анна Генриховна и посмотрела на предпоследнюю парту. Её очки по-гестаповски сверкнули и вонзились прямо в Вадькин лоб.
– Я! – Как подстреленный вскочил со стула Вадька.
– Что «я»?! – подняла брови Анна Генриховна, – «Я» в смысле, что ты Тюлькин, или «я» в смысле, что ты готов идти к доске и показать нам свои обширные знания?
Расслабившийся класс тихонько захихикал.
– «Я» в смысле, что я Тюлькин! – хмуро сообщил Вадька.
– Замечательно! То есть поделиться с нами своим умением решать примеры на дроби ты, как я понимаю, не жаждешь?
– Не жажду! – честно вздохнул Вадька.
– Сочувствую. Но всё-таки придётся. Иди к доске и прихвати с собой свою тетрадь с выполненным домашним заданием.
Вадим понуро пошёл по проходу мимо весёлых лиц, по дороге не забыв мстительно дёрнуть Гаврикову за рыжий хвост. Та ойкнула, и Вадьке стало на душе полегче.
Пол-урока он промаялся у доски. Еле-еле, с помощью класса, осилив пример из пяти действий.
Учительница вздохнула.
– Ох, Тюлькин, Тюлькин! И что мне с тобой делать? Ты ведь способный парень! У тебя же четвёрка в первой четверти была! А сейчас куда катишься? Месяц остался до конца года, а в журнале тройка на тройке и тройкой погоняет! Если ты срочно за учёбу не возьмёшься, за год будет тройка. Ты понял, Тюлькин?
– Понял, – рассматривая пол, сказал Вадька.
– Ладно. Сегодня я ничего ставить не буду. Так и быть, дам шанс исправиться… И чего это я к тебе такая добрая? – Закрывая журнал, сама себе удивилась Анна Генриховна, – Забери свою тетрадь! Я там записала десять примеров лично для тебя! Чтобы к завтрашнему уроку помимо домашнего задания всё решил и мне принёс. Зина, а ты, как староста класса, проконтролируй, чтобы Тюлькин не отвлекался, а занимался учёбой!
– Хорошо, Анна Генриховна! – ангельским голоском пообещала вредина Гаврикова.
Вадька не удержался и показал ей язык. Зинка, дернув плечиком, отвернулась.
– А теперь, я попрошу тишины и абсолютного внимания! – математичка постучала карандашом по столу, – Сегодня мы начинаем с вами изучать новую очень важную тему…
Сев за парту, Вадик получил записку от Герки Романчук: «После уроков матч с „бэшками“! Размажем их по стенке!». Тюлькин посмотрел в сторону друга, сидящего за третьей партой в левом ряду. Тот обернулся, Вадька кивнул ему головой. Всё-таки есть в жизни и приятные минуты!
