Культуру рубежа XIX – XX веков определяет личность художника. Наличие субъективно-лирического авторского высказывания является фундаментальной основой драматургии и театра серебряного века. И в этой связи особенно интересным представляется театральное наследие Валерия Яковлевича Брюсова.
Валерий Яковлевич Брюсов – один из интереснейших художников рубежа XIX – XX веков, и русского символизма в частности. В основном мы знаем его как русского поэта начала 20 века, выделяя тем самым лишь одну сторону его литературного облика. Но роль Брюсова в развитии русской литературы определяется не только его главным делом – лирической поэзией, но и творчеством, окружающим и дополняющим его лирику – художественной прозой, очерками, переводами, критическими и теоретическими статьями, наконец, драматургией. В этом обширном творческом наследии драматургия и выступления на театрально-критические и теоретические темы, то есть наследие собственно театральное, занимает значимое место.
Однако, его драматургия остаётся почти без внимания исследователей творчества Брюсова. Рассматривать же личность художника, тем более столь сложного и неординарного, необходимо, безусловно, через всю призму его творчества, а не только через одну её грань.
Лишь некоторым пьесам Брюсова посчастливилось увидеть свет рампы. В 1893 г. в московском Немецком клубе силами любителей были поставлены этюд «Проза» и драма «Декаденты»1 (где главные роли исполнял сам автор). Над самой известной брюсовской драмой «Земля» в течение года работал Мейерхольд в Театре-Студии на Поварской (1905), а позже, в 1922 г. она была поставлена в Петрограде сразу в двух – Большом Драматическом и Ленинградском Государственном Экспериментальном – театрах. Неоднократно шла в разных театрах психодрама (авторское жанровое определение) «Путник»2. Приходится констатировать, что драматургия Брюсова почти не имеет сценической истории, а по тем редким, незначительным откликам, которые были на некоторые из этих постановок, почти невозможно восстановить спектакль, уяснить границы интерпретаций режиссёрами брюсовских идей, поэтому в данной работе эта тема останется в стороне.
Невнимание театрального мира к пьесам Брюсова, краткие и сдержанные высказывания современников – А. Блока, А. Белого, М. Волошина (в основном о драме «Земля»), сопоставление драм Брюсова с драматургией других русских символистов, зачастую не в пользу первых, в значительной степени сформировали мнение о Брюсове как драматурге рассудочном, хладнокровном, отчасти формальном, драматурге-ремесленнике.
Создаётся ощущение, что рядом с поэтическими драмами А. Блока, философско-психологическими трагедиями Ин. Анненского, религиозно-метафорическими пьесами Д. Мережковского и З. Гиппиус, уходящими корнями в древнерусскую культуру трагифарсами А. Ремизова, пессимистическими творениями Ф. Сологуба, и даже «архаическими» опытами Вяч. Иванова – драматургия Валерия Брюсова, строгая по форме, логически продуманная, проигрывает. Многие, пишущие о Брюсове, говорят о нём, как о человеке «вне изменений, вне развития»3, в драматургии которого «нет ничего личного»4. Но так ли это? Какой материал может дать театральное наследие Брюсова для развития этой темы, для выявления процесса самопознания и становления художника?
Попробуем, задавшись этим вопросом, выявить лирического героя драматургии Валерия Брюсова, с которым он себя самоидентифицирует, определить особенности его индивидуальности и мышления. Предпримем попытку реконструкции литературного героя и познакомимся ближе с его автором – неординарным, сложным художником рубежа веков.
