… – Внимание! – гнусаво сказал громкоговоритель… – Поезд номер… Повторяю…
Молодой человек, над головой которого как раз и расположился гнусавый громкоговоритель, в повторах не нуждался. Он прекрасно понял, о чем идет речь, подхватил за выдвижную ручку небольшой чемодан на колесиках, повесил на плечо старенькую спортивную сумку и двинулся к выходу на перрон. Одет он был просто – джинсы, тонкий кашемировый свитер и кроссовки. Не слишком длинные светлые волосы, собранные в хвостик, и аккуратная, ухоженная бородка. Звали молодого человека Роман, двадцати шести лет, не женат.
Его можно было принять и за удачливого бизнесмена средней руки, и за врача, и за геолога. Да за кого угодно…
На самом же деле Троицкий Роман Викторович был потомственным священником, в его роду был даже священномученик, расстрелянный за Христа в тридцать седьмом году прошлого века.
***
За три с лишним года служения священником отец Роман научился любить совершенно посторонних людей как своих родных, с болью смотрел, как тяжелым грузом висят на них грехи, утягивают в тоску, отчаяние и депрессивное болото безразличия. Как мог помогал им вытаскивать на свет Божий эти забытые и полузабытые грехи, к исповеди подходил не формально, а ответственно и очень серьезно. Иногда люди стеснялись и не говорили самого важного, иногда и грех за грех не считали…
«Подумаешь, все так делают, я один, что ли…» – так мыслили многие, ошибочно полагая, что раз «все» – то не так уж и страшно…
Отец Роман твердо верил, что с его разрешительной молитвой Господь снимает с человека груз ошибок. Было тяжело, иногда очередь исповедников растягивалась на три-четыре часа, не меньше, особенно по праздникам, но и тогда отец Роман не отступал от своих правил. Не отпускал человека, пока не выскребет до донышка, не очистит до блеска тот сосуд, который доверил ему Господь. Отец Роман творил из грязной темной свалки достойное жилище для Духа Святаго.
Было тяжело. Очень. И физически, и духовно. Молился отец Роман за каждого искренне, самозабвенно, до упаду.
«Ну ничего, человек ко всему привыкает, – думал молодой священник, идя вдоль состава до нужного ему седьмого вагона. – Вот в дороге отдохну, да и места там красивые… Природа…»
Чемоданчик резво подпрыгивал на трещинках и бугорках разбитого асфальта, колесики его были приспособлены скорее для паркета, нежели для обычных дорог. С виду чемоданчик был небольшим и симпатичным, а внутри удобным и очень вместительным, что и прельстило молодого монаха.
Доехав до третьего вагона, нежный чемодан показал свой нрав, отплюнув от себя разом оба колеса. Отец Роман сбился с шага, оглянулся, оценил масштабы бедствия.
– Да уж… не гонялся бы ты, поп, за дешевизною… – пробормотал он, но расстраиваться не стал. Колеса тоже искать не пошел. Подхватил чемодан за ручку, поудобнее перевесил сумку и двинулся дальше.
***
Ехать ему было недалеко – одну ночь. На поезде, потом на автобусе. Совсем рядом.
Отец Роман нашел свое купе, закинул в багажное отделение искалеченный чемодан, сумку поставил на полку. Достал спортивный костюм, но переодеваться пока не стал, решил дождаться попутчиков и проводницу.
Присел возле окошка и стал рассматривать толпу, которая разноцветным облаком клубилась на перроне. Кто провожал, кто встречал, кто в одиночестве, как и сам отец Роман, искал свой вагон.
Сколько людей, сколько разных судеб!
«И всех, всех любит Господь, – подумал отец Роман. – Всех без исключения. А многие даже не знают об этом…»
Эта мысль неотвязно преследовала его уже который год, было очень обидно и жалко людей. Но… Насильно мил не будешь, и батюшка никогда и никому не навязывал свою точку зрения и свою веру. Только если спрашивали. А спрашивать в последнее время стали все чаще и чаще. И это радовало.
