Ненавижу.
Сколько же отвращения, злобы и лютой неприязни в этом слове. Я ненавижу собственного мужа.
Глотая слезы, яростно раздираю кожу докрасна мочалкой после его прикосновений. Чтобы стереть, вытравить любое напоминание о его ненавистных руках и губах. Кожа уже начинает зудеть и ныть, как на телефон приходит сообщение.
Подняв последнюю модель телефона известной марки, читаю, почувствовав, как снова начинают дрожать руки.
«Жди сегодня ночью. Надень красное».
Гори в аду, проклятый подонок!
С ненавистью швыряю дорогой телефон в стену. Он разбивается на бесполезные осколки. Как и вся моя жизнь.
Но буквально через минуту истерика проходит, я успокаиваюсь. И даже пугаюсь. Мой маленький бунт не останется незамеченным, слуги докладывают о каждом моем шаге. Он меня размажет.
Впопыхах собравшись, убираю мусор, в который превратился телефон и со скоростью света достаю новый, точно такой же, из своих закромов. Он словно был припрятан для такого случая. Не успела вставить симку и включить аппарат, как пришло куча уведомлений о том, что до меня не могли дозвониться.
По спине крадется холодок.
Поэтому, когда он в очередной раз звонит, у меня буквально зуб на зуб не попадает. Мне страшно.
– Да, – стараюсь говорить ровно и спокойно, но голос предательски дрожит.
– У тебя был отключен телефон.
Его голос низкий и бархатистый. Это всегда казалось странным, ему неподходящим, потому что выражение лица его всегда равнодушное и холодное, пустое. Только когда он берет меня каждую ночь, оно меняется. В нем появляется жизнь и уязвимость. Во время секса человек всегда уязвим.
Я подглядываю за собственным мужем во время соития, да. Потому что я не испытываю в этот момент ничего, кроме ненависти и презрения. Я блокирую все остальные чувства и контролирую обычные низменные желания человека. Я не хочу испытывать к нему ничего, кроме того, что уже испытываю. Это может помешать моему плану. Мужа устраивает покорная рабыня в постели, а меня ничего в моей жизни не устраивает. Но у меня нет выбора.
– Вита, ты оглохла? – раздается в трубке, и я вздрагиваю. – Я трачу свое драгоценное время.
Его раздражение практически осязаемо. Не стоит играть с огнем, девочка.
– Я… Прости, милый, – дежурно улыбаюсь, параллельно смахивая слезы. – Я была в душе, а телефон…
– Не интересует, – жестко перебивает муж. – Мы с тобой все это обсуждали. На сегодня планы меняются. Будь готова в шесть. У Малышева вечеринка на яхте.
– Мне обязательно быть? – вырывается из меня. Я прикусываю губу, но уже поздно.
В трубке раздается пугающее молчание.
– Я буду готова, – тихо прошелестела я, но супруг уже бросает трубку.
Не обратив внимания на его заскок, я отправилась в детскую, где в белой кроватке смешно спит моя доченька Маша. Ладно, наша с ним дочь. К сожалению. Иначе меня бы давно уже здесь не было.
Ее левая ножка вылезла сквозь деревянные прутья кроватки, а правый кулачок так уютно расположился под пухлой щечкой, придавая моей дочери беззащитное и умильное выражение, что я не выдержала, и в миллионный раз ее сфотографировала на телефон. Потом поправила ножку и накрыла малышку одеялом.
Когда она проснулась, меня оттеснила недовольная нянечка, намекнув, что мне здесь больше нечего делать. Нянечку я тоже дико ненавидела. Ее нанял мой супруг, как и всю прислугу в доме. Они слушались только его, относясь ко мне как к предмету мебели. Слово матери для них ничего не значило.
Ровно в шесть я была готова. Надела легкое серебристое платье и в тон ему босоножки. Сама сделала укладку и макияж, отправив служанку восвояси. В этом я сильно поднаторела. Чем мне было еще заниматься? К хозяйственным делам мне запрещено прикасаться, к дочери меня не подпускали, а на дурацкие хобби у меня не было после всего этого ни малейшего желания.
