Сгущаются тучи, мерцают салюты!
В чистой траве оседает роса.
Рваные молнии, синие гущи,
Сияет рассвет от конца до конца.
Низкий фонарщик в шляпе угрюмой
Робко и нежно включает фонарь.
Злой генерал, поглотивший три пули,
Прощается с жизнью без взгляда лишь в даль.
Грустная ива плачет над прудом,
Думая, что выхода здесь уже нет.
Будто её жгут в костре чьи-то люди
И на ней готовят обед…
Сверкают салюты!
Низкий фонарщик!
Злой генерал, поглотивший свинец!
Грустная ива плачет над прудом, думая, что её жизни конец!
* * *
Вам показалось, что сказал я о мире.
Сказал я о мире, что был где-то там.
Где были и люди, фонарщик и ива…
Но непонятно где мир тот найти.
Ответ очень лёгок: этот мир в каждом.
Он не снаружи, ваш мир – внутри.
Весеннее солнце…
Садясь к горизонту, брызжет корицей сверкающий лёд.
Та отвечает и тихо сдаётся;
День неуклонно к закату идёт.
Солнце – художник.
Взяв кисти в руки, небо берётся менять в акварель.
Красный, оранжевый, розовый, жёлтый!
В городе царствует вечер… апрель!
Вот ближе и ближе творец к горизонту.
Специй всё больше, все ярче, быстрей!
У солнца – последние жизни минуты!
Красный, оранжевый, жёлтый… Акварель!..
Сказали «прощай» мы творцу на сегодня.
Осталось лишь облако, солнце, весна.
А всё волшебство – через пару минуток!
Ты подожди. А сейчас – тишина…
Красные ары в пушистой пустыне
Два уронили тонких пера.
Небесные перья, на солнце играя,
Явили слепящее чудо – закат.
Я сожалею, что многим поверил.
Наивной надеждой больно оброс.
Сильно старался, вдумчиво делал,
Пользы своей я совсем не принёс.
Я сожалею, что ждал я заботы.
Оценок, объятий, любви, похвалы.
И зря я их ждал – мало в ком существуют
Все силы, что хочется мне с той поры.
Я сожалею, что поддался отчаянью,
Что тянет с собою в омут глухой.
В природе, в болезнях, в мыслях и в людях.
Хоть замолчи – и отчаянье с тобой.
Я сожалею о многом:
О прошлом, всех сожалений моих и не счесть…
Я падаю в пропасть!!
Я сожалею!!
О всём что было!!
Что будет!! Что есть!!
* * *
Я утопился в своих сожаленьях.
Я утопился в своей темноте.
Прощайте, ребята! Прощайте, игрушки!
Всё с нами бывшее смеркнет везде.
Шумит.
Жужжит дорога, трещит телевизор, чайник вскипел.
Вспыхивают.
Внутри мои чувства, салютом взрываются, костёр как горел.
* * *
Тёплый шум. Холодный, тихий громкий?
Где б не был я, но будет шум со мной.
Хоть утром, вечером, хоть у реки широкой,
Шумит слегка, повсюду, хоть глухой.
Шум входит в голову как в город одинокий,
И не выходит он оттуда никогда.
Он бьётся об двери, штыри, высотки.
Ломает в щепки брёвна со двора.
И белый смерч разбил в осколки чувства.
Лежит бумага, кровь, палитра, мазь.
С душой он сотворил своё искусство:
Эмоции он поднял, дав упасть.
Но вот стихает шум – спасибо.
Я сделал всё, что сделать мог, чтоб встать.
Не знаю я, что будет в жизни дальше.
Буду я держаться, стараться не упасть.
Мрак с чернотой наклонились над лесом.
Семьдесят капель упали в бетон.
Ливень подходит к городу в этом
Чёрном обличье, махая крылом.
Сердце взрывает, душою грохочет,
Дыханьем своим нападает с лихвой.
Внутри всё сжимает, жизни всё просит,
Но ливень во власти один над тобой.
Он с визгом обрушился в город упавший.
Потоки прибавив, ветер взлетел.
Мир заметался под визг, заглушавший,
Что на прощанье сказать каждый хотел.
Страхи и нужды, всё за чертою.
Ты на нити будто повис.
Царствует царь в королевстве тревоги.
Конца будто нет – умри и смирись.
В синий грохот сбиваются капли
Мир весь клокочет и падает вниз!
Но в этом тайфуне я так же спокоен,
Как будто луч солнца с неба глядит.
Я пломбир хочу сливочный и утро туманное,
Букеты сирени в лесном лаваше.
Во мне что-то теплится: тихое, странное… Немного заплаканное.
Мысли как отмель цепляют в душе.
