Правда стоит за тех – кто с Ней заодно.
Д. Политыко, «Братишки и сестрёнки».
Много мифов ходит о благословенной стране Белоречье1. Говорят, что эта страна была когда-то давно, или, что она когда-то будет, а ещё, что она-таки есть, но где-то о-о-очень далеко, где-то на Севере или на Востоке. А кто-то вообще говорит, что она на другой планете. Правда, есть и такие, кто говорит, что вообще-то она была совсем недавно, но её больше нет. И скоро, по этому поводу, будет-таки конец света. Или, что она будет совсем-совсем скоро. Прямо-таки вот после конца света – уже и будет, а он, как известно, уже-таки вот-вот…
А ещё говорят, что есть она, и вполне так даже себе и рядом, только вот глаза разуть надо. Но когда такого говорящего хватаешь за грудки и начинаешь трясти: где она, благословенная земля, где?! – он всё-таки, признаётся, что страна эта – скрытая. Что-то вроде Китеж-Града, который вроде бы и есть, а вроде бы и нету. И на этом, в принципе, можно было бы и закончить наш рассказ, но всё чаще и чаще появляются люди, которые уверяют, что были в Белоречье. А вот побывавших в Китеж-Граде я что-то не встречал. И все эти люди говорят, что во времени они не путешествовали и на другую планету не летали, не ездили они ни на Север, ни на Восток, а просто шли по своим делам и случайно забредали ТУДА. Так однажды случилось и со мной.
Случилось это одним очень поганым утром, когда я был занят нелюбимейшим делом – ехал на объект. Причём ехал не как все нормальные люди, на байке, а как дурак, на электричке. А ехать надо было не в самый ближний свет: то ли в Подольск, то ли вообще в Серпухов. Встал я рано, может, в семь, может, ещё раньше, заварил чай, перелил его в термос, накидал в рюкзак со снаряжением еды и поехал на Каланчёвскую.
Но до Подольска (или Серпухова) я так и не доехал. Впрочем, я успел съесть пару яиц с майонезом, пару листьев китайской капусты и даже хлебнуть чаю с печеньем…. Успел даже выслушать недовольство подрядчика (в телефонной беседе с ним), который уже звонил мне и интересовался, где я, а также какого …. я нахожусь не там, а тут; говорил, что заказчик рвёт и мечет по поводу отсутствия на объекте меня и моих коллег. Когда мне надоело всё это слушать, я спросил его про аванс – и связь сразу стала плохой и в конце концов оборвалась.
Однако в этот день оборваться суждено было не только связи. В районе платформы Депо произошёл, по всей видимости, обрыв вообще всего на свете, и машинист категорически объявил через вагонный матюгальник, что поезд дальше не пойдёт, и вообще поезда дальше не пойдут, поэтому мы можем добираться до своих мест другими транспортными средствами, а можем остаться в поезде и поехать на нём в обратном направлении. А ещё мы можем пройти по специально оборудованному для нас настилу до следующей платформы (Перервы), откуда поезда вполне так себе даже и ходят, и на них вполне себе можно и уехать, куда нам надо. После паузы он добавил, что и вообще, мы все можем идти… куда подальше и куда нам заблагорассудится, и на это у нас есть полная свобода, которую никто и никогда не может у нас отнять. Ещё немного подумав, машинист высказал мысль, что свобода – это Великое Благо, и что пока мы все этим Благом располагаем – он настоятельно советует нам этим Благом воспользоваться.
Я осмотрелся вокруг. Если честно, я ожидал увидеть ошеломлённые лица пассажиров, но увидел я только одно удивлённое лицо, обладатель которого, вероятно, как и я, слышал всё это впервые. Другие же пассажиры уныло повставали с мест и начали выходить из поезда, выволакивая свои тележки, сумки-тележки и просто сумки. Я вышел из электрички и увидел картину достойную кисти художника: вереница пассажиров с угрюмыми лицами шла по деревянному настилу куда-то вдаль, и шли они достаточно быстро – все, видимо, спешили попасть на электричку от Перервы и продолжить свой столь беспардонно прерванный путь. Я понял, что всё, что я тут вижу – вещь вполне обычная для здешних мест.