Факультет трансформации никогда не обладал той привлекательностью для адептов, которой могли похвастаться остальные. Например, если изучать стихии стремились многие, то превращать живое давалось не каждому. Искусство изменять мир, в частности материю, постигали лишь самые усидчивые маги, с особым складом ума. Преобразование чего-либо сопровождалось болью и страданиями. Подчиняясь воле чародея, мир перестраивался, но его плоть и кровь при этом также подвергались изменениям. Неважно, придавал ли он форму камню или превращал его в лед, суть в том, что физическая реальность с неохотой отдавала созданное богами. Неудивительно, что среди других адептов Университета чароплетства факультет трансформации пользовался дурной славой.
Теперь ситуацию ухудшило и то, что маг, похитивший бесценный артефакт «Сердце Ахоры», принадлежал к повелителям материи. Известие об этом разлетелось, как летняя пыльца, заражая адептов и преподавателей нездоровым волнением. Из-за происшествия в музее ректор ввел на территории ШтУЧКИ комендантский час. Последнее обстоятельство тоже сыграло немаловажную роль в том, что факультет трансформации стал негласным изгоем. До драк или оскорблений дело еще не дошло, но университет теперь походил на растревоженное осиное гнездо.
Как обычно это бывает, нашлись и те, кто воспользовался ситуацией. Шэдар получила возможность спрятать книгу на одной из кафедр опального факультета. Они с бесом устроили убежище в чучеле серого дракона. Чешуя мертвой рептилии поглощала любые магические эманации, являясь отличным схроном для беглецов – ведь теперь степной лис знал, что и кого искать. Шорох в очередной раз убедилась в коварстве Лао: пока она исступленно искала выход из иллюзорного мира, он растянул магическую сеть над всей территорией университета, вплетая ее в защитный купол. Птица оказалась в клетке.
Шэдар не следовало ставить только на Дакасту, она второй раз за полгода поторопилась и теперь пожинала плоды своей глупости.
– Что будем делать? – спросил вездесущий бес, который уже помирился с Проглотом.
Тот великодушно разрешил на себе ездить, и хвостатый наслаждался моментом – чудовище считало его своим другом, что в будущем сулило немалый куш.
– У тебя есть предложения? – не особо надеясь на чудо, поинтересовалась Шэдар.
– Да, есть, – кивнул рогатый, а потом удивил: – Давай сдадимся ректору.
– Издеваешься? – не поверила ведьма.
– Как ни странно, нет. – Бес был невероятно серьезен. – Мы тут с Проглотом подумали и решили, что это лучший вариант.
– Ну-ка, ну-ка, – не удержалась Шэдар и села на любезно подставленный корень.
В отличие от беса пень обладал галантностью, никак не вязавшейся с образом ожившего дерева.
– Давай сдадимся Лао, – с энтузиазмом повторил рогатый.
Он звонко ударил копытами по бокам пня, из брюха Проглота раздался характерный дзинь. Бес блаженно прикрыл глаза и, казалось, забыл обо всем на свете.
– Ты хоть понял, что сказал? – Шэдар поймала себя на мысли, что у хвостатого повредился рассудок.
– Конечно! – Он предвкушающе потер руки и даже прихрюкнул от своей гениальности. – Смотри, Лао думает, что в книге мы с тобой вдвоем. О малыше-то маг не знает.
Ведьма окинула «малыша» скептическим взглядом, тот гордо приподнялся на корнях.
– И? – уже понимая, к чему клонит беглец из пекла, все же уточнила она.
– Малыш сожрет его! Как там люди говорят: и волки сыты, и овцы целы.
– Нет! – яростно вскинулась Шэдар. – И думать не смей.
– Я так и знал, – процедил бес. – Ты все еще любишь этого узкоглазого интригоплета.
– Ревнуешь? – усмехнулась Шорох.
– Да, – честно признался бес. – Ты моя ведьма.
Пень под рогатым взбрыкнул, и тот исправился:
