Папа шёл быстро, время от времени оглядываясь назад, чтобы убедиться, что Вика не отстаёт, а она торопливо шагала за ним, стараясь не споткнуться о многочисленные камни, и пыталась разобраться в водовороте закрутивших её смешанных чувств: радость, облегчение, восторг, насторожённость, неловкость, недоумение…
Вика никогда не представляла себе встречу с отцом – даже в воображении, потому что мама так упорно отказывалась что-либо о нём рассказывать. Девочка даже не знала, жив ли он вообще. Но если жив, то, судя по настрою мамы, на встречу с ним можно было не рассчитывать. Вот Вика и не рассчитывала. Не представляла, что почувствует, если когда-то увидит его, как отреагирует, что спросит, что скажет. И потому сейчас она не знала, как себя вести и что говорить.
К счастью, говорить не получилось бы, даже если бы Вика знала о чём: они почти сразу пустились в путь, и дорога оказалась такой трудной, что нужно было беречь дыхание, ведь им приходилось карабкаться по скалистым склонам, обходить валуны, перепрыгивать через трещины в земле, стараться не поскользнуться на мелких камешках и не покатиться вниз.
К тому же папа, кажется, тоже не очень знал, как себя вести и о чём говорить с новообретённой дочкой. Когда Вика спросила, где они, он коротко ответил, что на маленьком необитаемом Осколке. Когда поинтересовалась, куда они идут, сказал: «Сама скоро всё увидишь». Когда решила выяснить, не знает ли он, где мама, тот покачал головой.
На этом Вика прекратила расспросы и постаралась прогнать неприятное ощущение неправильности происходящего. Папа впервые за двенадцать лет увидел дочь; он сказал, что давно ждал Вику, – разве ему не хочется её хотя бы обнять? Хотя, возможно, ему неловко. Или он думает, что неловко будет ей, а ей, наверное, и правда будет неловко, так что это и к лучшему, что он не попытался её обнять.
А может, папа просто очень торопится уйти отсюда, потому что здесь их поджидает какая-то неведомая опасность, – вот ему и не до разговоров?
Вика вздрогнула и бросила насторожённый взгляд за спину, чтобы проверить, не преследует ли их кто. Сзади никого не было, только Ванилька парила у неё за спиной.
Кстати, о Ванильке. Кажется, папа её не увидел. Просто не заметил – или он из тех, кто не способен видеть мечты? «Если нет, то ничего страшного», – сказала сама себе Вика; большинство обитателей Восьмирья мечты не видели, а многие в них просто не верили, но это вовсе не делало их плохими! Вот интересно, а увидит ли Ванильку мама?
– Устала? – через какое-то время спросил папа.
– Немного, – призналась Вика. На самом деле она очень устала, и остатки её сил уходили на то, чтобы не отстать.
– Мы уже почти пришли, – подбодрил папа.
Вика обрадовалась, услышав это. Прямо сейчас ей было всё равно, куда именно они почти пришли. Главное, раз пришли, значит, можно будет наконец присесть. Или даже прилечь. Вообще Вика не слишком любила спать, ей всегда было жаль тратить время на сон, вместо того чтобы делать что-то интересное, но в эту минуту идея вздремнуть казалась как никогда заманчивой!
Порыв ветра принёс запах гнили и плесени.
– Тумарье? – удивилась Вика, поняв, что это означает. – Мы идём в Тумарье?
Вот уж на что у неё сейчас точно не было сил, так это на то, чтобы бороться с чужими обидами, страхами и страданиями! Вика и в куда лучшем состоянии с трудом с ними справлялась, а в нынешнем точно падёт жертвой первого же выпада Тумарья, и её не спасут ни Ванилька, ни чудесказка, ни даже осколок Сердца Восьмирья. Какими бы могущественными все эти вещи – и существа – ни были, они оставались не более чем инструментами, которые работают только тогда, когда их используют. А если их владелец полностью обессилен, как Вика сейчас, то они мало чем помогут.
