Сквозь окна в комнату проникал свет. Занавесок не было, и я видела крыши небоскрёбов где-то вдали.
Город казался игрушечным. Ненастоящим. При всем желании я не могла бы оценить его размеров.
Город, нарисованный карандашом: как в одном из инди-квестов, в которые мы играли с Андреем.
Андрей…
Я плохо помнила, как он выглядел. В памяти остался только смутный силуэт и далёкий звук его голоса. Он подшучивал надо мной. Говорил смешные, необидные глупости. Это он однажды стал называть меня Инари.
Я приподнялась на локте. В комнате совсем не было мебели. Только футон, да тонкое одеяло. И белые стены, подсвеченные золотистым сиянием утра.
Почему я здесь?
Я провела пальцами по поверхности одеяла, как будто могла найти среди хлопковой ткани свои воспоминания.
Я снова окинула комнату взглядом.
Аккуратно сложенная стопка одежды в углу, ботинки на платформе и с массивными каблуками (интересно, как в них ходят?), простой черный рюкзак.
Больше ничего.
Ни телефона, ни компьютера, ни даже тетради. Ничего, что могло бы мне помочь.
Инари.
Только имя…
Я потянулась, лениво выбралась из-под одеяла, равнодушно посмотрела в окно.
Токио. Некоторое время я жила здесь. Когда я приехала? Это больше не имело значения. Я увидела далекий силуэт горы Фудзи на фоне ослепительно-голубого неба – как на гравюре Хокусая. В Японии все казалось немного нереальным, сказочно-фантастическим. Словно представители неведомой инопланетной расы решили создать колонию на Земле, и сделали это именно на Японских островах.
Я зашла в ванную, уставилась на своё отражение в зеркале. Короткая рваная челка, кудрявые волосы, подстриженные каре до уровня плеч.
Инари.
У меня была самая обыкновенная европейская внешность. Инари – конечно же, не моё настоящее имя.
Кто я?
Я провела пальцем по зеркалу. Тактильные ощущения возвращали мне связь с реальностью. Поверхность зеркала оказалась прохладной.
Спину саднило. Я встала вполоборота, пытаясь определить источник раздражения. От шеи по лопаткам растекался синяк. Очертаниями он напоминал огромное изменчивые одноклеточное, и при этом ужасно болел. Я осторожно коснулась кожи и поморщилась.
На душе было легко и пусто. Я ничего не чувствовала, кроме странного недомогания в теле, противной простудной ломоты.
Эмоции и чувства пропали.
Я не ощущала ни интереса, ни страха, ни отголоска любопытства.
Меня выпили досуха. Я была пуста.
Я почистила зубы и умылась. Намазала лицо кремом. Рядом с раковиной лежали несколько предметов: карманное зеркальце, деревянная дощечка, цветок магнолии, тюбик зубной пасты и банка с кремом.
Какой странный набор! Деревянная дощечка и цветок магнолии явно выбивались из логического ряда.
Я покинула ванную, заглянула в еще одну комнату с идеально-белыми стенами – кухню, по-видимому. Там не было ни мебели, ни предметов утвари. На полу валялась истертая бамбуковая циновка. Я вернулась в комнату с татами, взяла рюкзак и изучила его содержимое.
Ничего. Ничего важного.
(Я была пуста)
Ключи, мятная жвачка, кошелёк с деньгами.
Ни карточек, ни паспорта, ни прав. Ничего нет.
(Меня стерли)
Почему я, собственно, жива? Должна же в этом быть хоть капля логики!
Я снова отправилась в ванную и долго изучала свои черты: круглое лицо, ямочки на щеках, карие глаза. Я смотрела на себя в зеркало и понимала, что я – это я, даже если у меня больше нет настоящего имени.
Может, если я выйду на улицу, кто-нибудь узнает меня?
(В мегаполисе, где живет четырнадцать миллионов человек?)
