Собор на самом краю маленькой деревушки уже обветшал, кресты на деревянных куполах покосились, и вид у него был заброшенный.
Одинокий и уже старый настоятель шаркающей походкой обходил главную залу каждое утро перед утренней молитвой.
Так случилось и в этот день. Проходя по зале, он увидел тоненькую фигурку в углу, перед иконой. Женщина стояла на коленях, закутавшись в платок, и усердно молилась, шёпотом произнося слова молитвы. Длиннобородый настоятель, звали его Сергий, тихой поступью пошёл к ней. Старые деревянные полы церкви заскрипели под его весом. В голове его пробежала мысль: «Эх, сменить бы полы в храме. Вот это было бы дело».
Она услышала скрип и затихла. Повернулась к нему и…
Нет, не испугалась, а наоборот – лицо её засветилось, глаза наполнились солёной влагой, и улыбка открыла ровные зубы.
На вид ей не было и двадцати лет. «Совсем ребёнок», – подумал Сергий.
– Как тебя зовут, дитя?
– Надя.
– Я отец Сергий. Тебе нужна помощь, дитя?
Она начала быстро говорить, но зубы стучали от холода. Тогда Сергий подал ей руку.
– Пошли со мной, расскажешь свою историю.
Когда она встала с колен, он заметил округлый живот, и походка её говорила, что очень скоро она должна родить. Они зашли в тёплую комнату. В углу топилась маленькая печка, на ней стоял чайник и несколько посудин, стол, стул, кровать и свечка с книгой на столе. Всё, больше в комнате ничего не было. Он поставил перед ней железную кружку и налил в неё горячий чай.
– Пей. Не хватало ещё, чтобы ты заболела. Зима ведь всё-таки, да и согреться тебе не помешает. Пей и рассказывай.
Согревая руки о горячую чашку, она заговорила.
– Я оказалась тут случайно, отче, пришла в церковь в надежде на ночлег и замёрзнуть боялась. Но главное для меня – это моё дитя. Ушла от мужа пять месяцев назад, чтобы сохранить ребёнка. Муж бил меня страшно и творил всякие мерзости, не было уже сил терпеть, пьянство всё-таки отняло у меня супруга. И когда он узнал, что беременная, хотел убить и меня, и ребёнка. Не признавал его. Говорил: «Нагуляла ублюдка». Последний раз спьяну так избил меня, что в постели пролежала неделю, встать не могла. Как только отошла, сразу решила: уходить надо. Собрала, что успела и – вон из этого ада. Так и скитаюсь по миру уже пять месяцев. Люди добрые, кто поможет, кто накормит, кто на ночлег пустит. Добралась до вашей деревни. Спросила ночлега в первом доме, меня в церковь отправили. И вот я здесь. Только очень трудно мне ходить стало, дитя растёт. Позволь мне остаться. Рожу и сразу уйду, не буду тебе обузой.
Последние слова она произнесла, не поднимая головы, словно стыд ею овладел.
– Где же ещё, как не в храме Божьем, ты найдёшь пристанище, дитя? Оставайся сколько тебе нужно. Эта комната будет твоей.
История Нади слишком задела старца. Живя здесь, на окраине глухой деревни, он и не знал, что происходит в этом мире. Он остановил время в своей церкви и жил в собственном XX веке, а вокруг уже был век XXI.
Сергий весь оставшийся день провёл в своей келье, думая о жестокости людей к ближнему своему. «Что же случилось с людьми? Почему они так жестоки к тем, кто нуждается в их помощи и внимании? К тем, кто находится рядом с ними?» Он не мог понять этого, и ответов не было.
По всей зале раздался стон, глухой, протяжный, эхом раскатываясь по куполам, что изрядно увеличивало его слышимость.
Сергий вышел из кельи и быстрыми шагами направился в сторону Надиной комнаты. Открыл дверь и увидел её лежащей на кровати. Живот на сей раз показался ему огромным. Она сжимала в руках край своего платья и часто дышала. Губы её дрожали от невыносимой боли, выбившаяся прядь светлых волос прилипла к мокрому лицу. Сергию приходилось однажды в своей жизни принимать роды. Но это было так давно, что он, опешив, стоял перед ней и ничего не делал. Лик её исказился, вены на шее вздулись, багровая кожа лица стала синеватой – это было заметно даже при свете свечи – и разрывающий воздух крик вырвался из её зева и заполнил всю церковь. Потом всё затихло.
