Осень ночными заморозками уже почти полностью раздела деревья. Опавшие листья не убирались с тротуаров и проезжей части улицы Горького и проспекта Карла Маркса. На Лубянке было чисто. Только у входа в здание КГБ тут и там попадались жёлтые весточки предстоящей зимы.
Никита пытался найти повод, пусть самый незначительный, не заходить в это здание, пугающее своей монументальностью и легендами. Но ноги несли по запланированному маршруту. Данное слово нужно держать.
На проходной, где требовалось предъявить пропуск, Никита сказал, как его инструктировали:
– Я хочу поговорить с дежурным офицером.
Дневальный в форме курсанта жестом попросил отойти в сторону, и появилась надежда, что сейчас Никиту выставят за порог.
– Пригласите дежурного, – крикнул дневальный и забыл о посетителе.
Через несколько минут подошёл старший лейтенант.
– Пройдёмте, – сказал он, мельком взглянув на Никиту.
В небольшой комнате без окон офицер предложил присесть за покрытый зелёным сукном стол и только после этого серьёзно сказал:
– Говорите.
– Мне нужно встретиться с председателем КГБ.
Никита приготовился услышать смех или крик в свой адрес. Но старший лейтенант оставался невозмутим.
– Назовите причину, по которой очень занятый делами государственной важности человек должен уделить вам время? – совершенно без эмоций спросил он и предложил: – Может, вы сообщите информацию мне, и я передам её по команде?
– Нет. Скажите ему: «23-е октября, 20:48, Дом Радио».
По-прежнему без эмоций офицер выслушал и, попросив оставаться на месте, ушёл. Как долго пришлось ждать, определить было сложно, но старший лейтенант всё же вернулся и предложил следовать за ним. Пройдя несколько коридоров и лестничных пролётов, они оказались в небольшом помещении, совсем не похожем на кабинет. Освещалась комната лишь лампой, стоящей на журнальном столике, разделяющим два дивана.
– Повернитесь ко мне лицом и разведите руки в стороны, – потребовал офицер и, тщательно проверив Никиту, скомандовал: – Теперь спиной. – И, повторив процедуру, разрешил присесть.
Никита уселся на диван, а старший лейтенант остался стоять у входа. Ещё минут через десять в комнату открылась другая дверь, за которой оказался кабинет, и вошёл мужчина в гражданском костюме. Очки с толстыми стёклами делали его глаза неестественно большими.
– Вы можете быть свободны, – обратился вошедший к офицеру и, когда тот вышел, присел напротив Никиты. – Я вас слушаю.
– Я могу говорить только с тем, кто назовёт имя и отчество человека, меня пославшего. Извините, это обязательное условие.
– Семён Маркович, – невозмутимо ответил хозяин кабинета, – Теперь можете говорить.
– Меня просили передать вам очень важную вещь… – откашлявшись, сказал Никита, но его перебил спокойный голос.
– Начните с того, как вы познакомились с Семёном Марковичем. И поподробней, пожалуйста. Я не должен сомневаться в ваших словах.
Никита торопился посмотреть списки поступивших. Перед стендом, на котором их вывесили, толпились абитуриенты. Пришлось долго пробираться, извиняясь и применяя значительные усилия. Наконец, заветный лист с напечатанным мелким шрифтом текстом можно было рассмотреть. Но своей фамилии в списке абитуриентов, зачисленных на обучение, Никита не обнаружил. Он постарался искать внимательней, но сзади его подтолкнул кто-то в военной или милицейской форме, и Никита, не удержав равновесия, опёрся руками на стенд, и тот рухнул.
– Вставай, – разбудил знакомый голос мамы.
«Это сон», – обрадованно подумал юноша.
– Ты так ворочался, когда спал. Что-то плохое снилось?
– Да суета всякая, – ответил Никита.
– Вон, подойди к окну и скажи: «Куда ночь, туда и сон», – посоветовала мать.
