– Тварь! – выдыхает некогда любимый мужчина. – Убирайся! – Он бьет кулаком по стене. – Ненавижу!
Его лицо перекошено гневом, на шее вздулась вена.
– Не нервничай, это вредно для здоровья.
Я отсылаю воздушный поцелуй и запрыгиваю в подъехавший лифт. Пять, десять, пятнадцать секунд, и двери распахиваются на первом этаже. Теперь нас с ним разделяют девять этажей. Если задуматься, почти бесконечность. Прихрамывая, спускаюсь с крыльца. Возле подъезда уже дожидается черный тонированный джип. Тот перегородил дорогу и передним колесом въехал на газон.
Сажусь вперед.
– Ну как? – спрашивает с водительского сидения Егор.
Он взволнован и теребит ремень безопасности так, будто тот пережимает грудную клетку. Пальцы вцепились в руль. Егора можно понять, ведь от моего ответа зависит наше будущее.
– Расстались полюбовно, – отвечаю с улыбкой. – Поехали.
В тот самый момент, когда джип отъезжает от дома, вибрирует мой мобильный телефон. Так и знала, ха!
«Мне понадобится всего три дня, чтобы разрушить твою жизнь».
«Как скажешь, любимый», – набираю в ответ.
– Куда тебя везти? – Егор заглядывает мне в глаза, пытаясь разглядеть в них что-то, понятное одному ему.
– К тебе.
Я окидываю прощальным взглядом панельную многоэтажку, окно на девятом этаже, и поджимаю губы. Теперь всё кончено.
Колено нестерпимо ноет. То ли к дождю, то ли к неприятностям.
У нас осталось три дня…
Тринадцать лет назад…
С раннего детства Саша знала, что станет гимнасткой. Она с замиранием сердца смотрела по телевизору на гибких что кошки девушек. На то, как они крутились с лентами. Как перегибались через спину, как балансировали на носочках, как вытягивались в струну. Это было так завораживающе, что Сашино сердце замирало.
Она повторяла за телевизионными гимнастками все выпады и наклоны, да только её ноги подкашивались, и девочка падала, чтобы вновь вставать в неуклюжую стойку.
Мама дочкины просьбы всерьез не воспринимала, а на все просьбы отмахивалась:
– Не нужны тебе эти танцульки, пустая трата денег.
Сашина мечта казалась неисполнимой, но в семь лет девочка переехала жить к бабушке. Той быстро надоело постоянное – ежедневное, ежечасное! – нытье, и промозглым сентябрьским вечером бабушка с внучкой вошли в класс гимнастики.
– Поздновато вы опомнились. Кто ж в таком возрасте начинает заниматься? – посетовала молоденькая учительница, рассматривая Сашу, у которой от дождя распушились волосы.
Та стояла, сжав кулачки. Она ещё покажет этой учительнице! И детям покажет, которые пялятся с пренебрежением – будто они лучше её, потому что в гимнастике с пяти, а кто и с двух лет. А они не лучше…
Саша тренировалась на износ. Ревела, когда садилась на шпагат или тянула спину; доводила мышцы до изнеможения; не могла с утра встать с постели – но никогда не сдавалась. Вскоре учительница перестала относиться к ней как к лишнему элементу, а в конце первого класса Сашу пригласили на первые в её жизни соревнования!
Костюм ей достался по наследству от участницы, завязавшей со спортом. Бабушка практически вымолила его у мамы той девочки – на покупку нового денег не хватало, а ношеный обошелся, как сказала бабушка, «по дармовой цене». Костюм сидел плохо, колол, рукава не доставали до запястья, он жал между ног и в подмышках. Но всё равно был великолепен.
Перед началом выступления учительница собственноручно заплела Саше кичку. Погладила по тощей спине и сказала:
– Давай, юла, я верю в тебя.
И Саша показала высший класс. Она извивалась змеей, кружилась, вертелась, прыгала. Погрузилась в музыку, жила её переливами. Её пальцы стали продолжением нот. Тело обратилось в мелодию.
Ей аплодировали. Она запомнила чарующих вкус этих первых оваций. Учительница показывала большой палец. А Лена, первая соперница Саши, светловолосая и голубоглазая худышка, недовольно надулась. Саша сделала её! Саша – победительница!
