Писать про Америку безумно неловко, ибо ничтожна вероятность подметить что-то новое по сравнению с горами уже написанных до тебя книг. Их авторы – от Стейнбека до Буковски, от Ильфа и Петрова до Вайля и Гениса – видели и поняли заведомо больше тебя. Кроме того, предмет рефлексий слишком необъятен. Но это не значит, что не надо пытаться.
Америка как цивилизация на удивление разнолика (смесь рас, языков, этнических традиций, ландшафтов, климата), но в то же самое время довольно предсказуема. Даже этнические островки недавних эмигрантов схожи между собой, как будто Новый Свет тщательно стирает различия в исходной культуре, оставляя в ней лишь то, что способно выжить в современном мире – пусть эта упрощенная версия сродни карикатуре. Чайна-таун в Нью-Йорке неотличим от Чайна-тауна в Сан-Франциско, но столь же мало напоминает настоящий Китай, как Брайтон-Бич не похож на настоящую Одессу. На этой примете американского проекта – то есть редукции, упрощении, приведении разнообразия к единому знаменателю – многие, даже весьма проницательные, наблюдатели останавливаются…
За претензию воплотить один из самых привлекательных мифов в истории человечества Америка расплачивается, главным образом, непониманием и завистью. И что самое обидное, она виновата в этом сама. То в наивном самоупоении, то в не менее наивном самоуничижении эта страна не оглядывается на остальной мир, искренне полагая, что этот мир – то есть мы с вами – должен автоматически принять ее систему координат. Американцы искренне верят, что изобрели самый совершенный способ общежития. В этом же убеждают их толпы иммигрантов со всего мира – от соседей из Мексики до «антиподов» с Филиппин.
А миф американский очень прост: если обеспечить каждому человеку свободу в пределах четко зафиксированных правил и дать ему развернуться – в том числе географически, – он сполна реализует свои возможности. Говорят, что американское благосостояние было построено на рабовладении… И так, и не так: подлинная основа страны – неутомимая пахота до седьмого пота. Любой новоприбывший, устроившись на работу – на стройку ли, на кухню ресторана, в автомастерскую, – открывает для себя неожиданную истину: рабочее время для того, чтобы трудиться. Скажем, в течение восьмичасовой смены полагается два перерыва по пятнадцать минут. Никаких перекуров, никаких бесед с подружками. Закончил чистить лук – сразу режь мясо. В туалет можешь сбегать, но не часто, заметят – выгонят. И дело не только в протестантской этике, хотя и в ней тоже. Последние минимум двести лет эта страна была гигантским сепаратором, фильтром, который отбирал самых рисковых и самых неленивых. Библейская метафора Рейгана, назвавшего Америку «сияющим городом на холме», многими здесь воспринимается буквально. Америка самодостаточна (видимо). Ей кажется, что она может обойтись без всего остального мира. Нет, в глубине души она понимает, что нипочем не обойдется без венесуэльской нефти, китайского ширпотреба, сингапурских микросхем и мексиканских домработниц, но… понимает не до конца.
Рассказы об американской жизни очень напоминают восточную притчу про мудрецов, которые пытались описать слона с завязанными глазами. Нога, хвост, хобот и прочие части тела – это еще не слон, но если ты не просветленный гуру, способный одним взглядом проникнуть в суть вещей, придется начать именно с деталей, причем не внешних. Многое из того, что представлялось признаками именно американского образа жизни, стало международным стандартом. Душ, бензоколонка, супермаркет, автомобиль как средство передвижения, кинематограф как носитель идеологии – все это уже давно достояние большого мира.
