Мальчик лет шести шёл по берегу реки, собирая камешки и складывая их в целлофановый пакет. Он не просто так собирал, а выбирал. В пакете у него виднелись только светлые и интересной формы камешки. Каждый выбранный камешек малыш осматривал со всех сторон, промывал в реке, а затем бережно отправлял в пакет и счастливо улыбался.
Вдруг мальчик остановился и оглядел отдыхавших на берегу людей. Он, видимо, так увлёкся, что не заметил, как далеко ушёл по берегу. Развернувшись, малыш с плачем побежал в противоположную сторону.
А навстречу ему уже бежала мама, крича: «Максим! Максим! Я здесь!» Мама, подбежав, подхватила на руки плачущего ребёнка, а тот, не переставая рыдать, обхватил мамину шею и уткнулся лицом в её щёку. А мама гладила ребёнка и, прижимая к себе, всё повторяла: « Ну зачем же ты так далеко ушёл? Я так испугалась. Не плачь, ты нашёлся, мы нашлись…»
А камешки… Камешки малыш просто бросил на берегу.
Кот по имени Подручный дремал на столе в кабинете участкового Никова, тот, включив настольную лампу, разбирался с бумагами из толстой папки. Кот знал, что работа эта долгая и с удовольствием пользовался этим временем, чтобы побыть поближе к своему хозяину, которого любил, понимал с полуслова и даже вёл себя более, чем отлично, лишь бы угодить хозяину. Может поэтому кот получил свою почти собачью кличку – Подручный.
Всё началось три года назад в такой же декабрьский день. Молодой лейтенант полиции Ников только что женился, у тёщи нашлись какие-то связи, и из области они втроём (Ников, его жена и тёща) переехали в город, купили тесную, но уютную квартирку, и Ников получил должность участкового инспектора и шикарный просторный кабинет с мебелью, оставшейся от прежнего участкового, ушедшего на пенсию. Мебель, конечно была старая, но такая добротная, что напоминала кабинет какого-то литературного детектива.
Во-первых, почти посередине кабинета стоял кожаный диван, такой удобный, широкий, упруго-мягкий и главное – кожаный. Диван был столь хорош, что жена и тёща, зашедшие посмотреть кабинет Никова, не раз порывались завести разговор с начальством Никова, чтоб забрать диван к себе домой, но Ников впервые прикрикнул на жену и тёщу, сказав, чтоб в рабочие дела его никогда более не лезли.
Во-вторых, в кабинете помимо длинного полированного письменного стола с двумя настольными лампами, четырёх удобнейших стульев, хорошего телевизора, стоял совершенно феноменальный шкаф. Феноменальность шкафа заключалась не только в том, что он был дубовым, хотя и старинным, но без единой царапины, а ещё шкаф был четырёхстворчатым, с массивными четырьмя дверцами, запиравшимися каждая на свой отдельный ключ. За одной из дверок находилась ещё одна потайная, которая вела к двери узкого коридорчика, выходившего на задний двор опорного пункта. Об этом не знало даже начальство, так как ежели просто открыть дверцу шкафа, то кроме полки для головных уборов, да перекладины с несколькими гардеробными плечиками, смотреть более не на что. А вот попасть на задний двор опорного пункта тоже можно было незамеченным. Поскольку сам опорный пункт располагался на первом этаже, то кабинет участкового – в полуподвальном помещении, спуститься к нему можно было по отдельной лесенке. За счёт этой разницы в пару метров высоты, через потайную дверку шкафа можно было выйти в неучтённое при обмерах ничейное помещение, в нём приподнять в потолке люк и оказаться в кладовой с ведрами, швабрами и прочим хозяйственным инвентарём. Поскольку ключ от кладовой всегда был у Никова, то ничего особенного не было в том, что его могли в очень редких случаях видеть выходящим из кладовой. Ну, а из кладовой по узкому коридорчику уже можно было выйти на задний двор опорного пункта.
