То, что здесь изложено, является плодом долгих и тщательных исследований среди разрозненных записей, оставленных выжившими после описанных ужасных событий. Автор хочет откровенно сказать, что в некоторых случаях он следовал курсом, которым вынуждены следовать все историки, используя свое воображение, чтобы дополнить картину. Но он может добросовестно заявить, что по существу своего повествования, а также во всех деталях, которые конкретно описаны, он добросовестно следовал рассказам очевидцев или тех, кто был в состоянии знать правду о том, что они связаны.
Глава I. КОСМО ВЕРСАЛЬ
Низкорослый, худощавый человек с морщинистым лицом, с огромной лысой головой, круглой, гладкой и блестящей, как гигантский мыльный пузырь, и парой черных глаз-бусин, близко посаженных друг к другу, так что он напоминал гнома с поразительными способностями ума и не менее поразительной способностью к концентрации, сидел, склонившись над письменным столом с огромным листом ватмана перед собой, на котором он быстро рисовал геометрические и тригонометрические фигуры. Циркули, Т-образные угольники, линейки, транспортиры и эллипсографы повиновались прикосновению его пальцев, как будто вдохновленные жизнью.
Комната вокруг него представляла собой джунгли из земных и небесных глобусов, химических реторт, пробирок, трубок и всего того неописуемого оборудования, которое изобрела современная наука и которое непосвященным кажется таким же непостижимым, как древние принадлежности алхимиков и астрологов. Вдоль стен тянулись книжные полки, а верхние части были украшены самыми необычными фотографиями и рисунками. Даже потолок был покрыт картами, некоторые из которых представляли небо, в то время как многие другие были геологическими и топографическими изображениями поверхности земли.
Рядом с чертежной доской лежал блокнот, и время от времени маленький человечек нервно поворачивался к нему и, схватив длинный карандаш, производил сложные вычисления, покрывая бумагу россыпью математических символов, которые выглядели как увеличенные анималькулы. Пока он работал при ярком свете из единственного окна, расположенного высоко под потолком, его лоб покрылся сотней морщин, щеки покрылись жаром, пронзительные глаза горели внутренним огнем, а перед ушами стекали капли пота. Однако можно было подумать, что он трудился, чтобы спасти самую свою душу, и у него осталось всего несколько секунд передышки.
Вскоре он отбросил карандаш и с поразительной ловкостью быстро, но осторожно, соскочил со стула на котором сидел, держась ладонями за сиденье рядом с бедрами, пока не почувствовал, что его ноги коснулись пола. Затем он метнулся к книжной полке, снял с нее увесистый том, раскрыл его на свободном месте на полу и опустился на колени, чтобы заглянуть в него.
Перевернув один или два листа, он нашел то, что искал, прочитал страницу, не отрывая пальца от строк, и, закончив чтение, вскочил на ноги и поспешил обратно к табурету, на который он вскарабкался так быстро, что было невозможно увидеть, как ему это удалось без помощи. Он мгновенно нарисовал новую диаграмму, а затем принялся яростно что-то вычислять в блокноте, заставляя свой карандаш вращаться так быстро, что его верхний конец вибрировал, как крыло стрекозы.
Наконец он бросил карандаш и, обхватив колени скрещенными руками, без сил опустился на табурет. Веки опустились на его сияющие глаза, и он погрузился в размышления.
Когда он снова открыл глаза и разогнул брови, его взгляд случайно оказался направлен на ряд любопытных больших фотографий, которые, как замершие изображения, тянулись по верхней части стены комнаты. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что маленький человечек развлекался, фотографируя взрывы фейерверков в ночь на четвертое июля; но по выражению его лица было очевидно, что эти необычные снимки не имеют никакого отношения к гражданской пиротехнике, но должны представлять нечто несравненно более важное и, фактически, колоссальное значение.
