Посвящается людям меча и людям кирпича,
с которыми автора сводила безжалостная, но веселая судьба
Автор благодарит:
Игоря Николаева за “Ойкумену”, идею и неоценимую помощь
Артема Андреевского за неожиданные подсказки
reductor111 за название
Евгения Шкляра за промышленный альпинизм
Сергея Павлова за помощь с ошибками
Александра Пополднева за обложку
Евгения Беденко за судьбу Юрга ди Шамли
Русалку Ди за Русалку Ди
Акиро Куросаву и Ивана Кошкина за сюжетные изгибы
Владимира aka ИнжеМеха за помощь с запятыми
Михаила Лапикова за поддержку добрым словом и нужным советом
Максима Коннова за постоянное заглядывание из-за плеча и
искреннее волнение за героев
Так же, большое спасибо всем, кто не пожалел трудового рубля!
Отдельная благодарность моей любимой Насте!
Пролог
"Расскажу я вам, если на то будет ваше желание, о том времени, тех людях, которые жили в те времена, и о тех, которые жили, но людьми вовсе не были. Расскажу о том, как и те, и другие боролись с тем, что им то время принесло. С судьбой и с самими собою. Начинается эта история мило и приятно, туманно и чувственно, радостно и трогательно. Но пусть это вас, любезные господа, не обманывает…
Пусть не обманывает."
А. Сапковский “Башня шутов”
Строй противника утратил ровность, присущую крепко сбитым и натасканным полкам. Одно дело парад на плацу, и совсем другое дело удержать равнение после десяти атак тяжелой кавалерии! И каких атак!
Обычная пехота и после первого натиска часто рассыпается. Раз, и становится трусливым стадом, что так легко и весело догонять! И бить с коня на выбор. В затылок, в спину!
Барабанщики колотили отчаянно – дробный стук долетал до всадников, звучал, будто лихорадочно бьющееся сердце. Флейтистов не было – вырезали их! Не играют дудки против меча, как ни старайся! Жаль, дорогой ценой. Но ведь почти дошли до сердца полка, до маленького каре, посреди которого высились черно-белый штандарт империи и полковое знамя – тяжелое зеленое полотнище с золотой бахромой и червленым [в геральдике скучный и банальный красный цвет проходит под таким названием] мяуром, задравшим заднюю лапу. Надо же, выдумали себе герб!
– Sleagh air a ghualainn! – заорал пехотный командир, – Tha a'cheum!
Надо же, сам тощий, а голосина какой, орет, будто в жопу вертел сунули!
Пехота ответила нечленораздельным ревом, в котором слышалось многое – от проклятий до молитв. Ничего, молитесь, молитесь, сволочи! Заступничество Пантократора вам еще пригодится!
Раздался звук рожка – герцог собирал кулак для последнего удара.
Пусть мужичье вопит, пусть выставляет пики! Один последний удар, и все, они не выдержат, посыпятся! И побегут! Должны побежать!
Кони шли шагом, мало-помалу догоняя усталую пехоту. Еще немного, еще десять минут такой вот неторопливой погони… И марш-марш-марш!
Копье вырывается из ладони, натруженной, несмотря на толстенную кожу с бархатной подбивкой в латной перчатке, пот заливает глаза… И кони идут все медленнее и медленнее, уже не ржут, а вымученно хрипят, роняя клочья пены с окровавленных губ.
Пехота остановилась, встала в оборону.
Кавалерия тоже остановилась, начала перестраиваться, пытаясь собраться хоть в какое-то подобие строя. Получалось плохо, но десять предыдущих атак собрали изрядную дань! Никаких клиньев и прочих ударных формаций, нестройный рыхлый прямоугольник, столь же условный, как и “квадрат” пехоты перед ней.
Герцог со знаменем в руках выехал перед строем. Повернулся к врагу, поднял знамя повыше, наклонил вперед, указывая цель…
Бронированная масса за ним тронулась, двинулась вперед, с каждым шагом все ускоряясь. И не было среди пехотинцев ни единого человека, который, глядя на стальной поток, не вспомнил бы все прегрешения свои. Не подумал, что скоро встретится с Пантократором, Отцом небесным, чтобы дать отчет в буйной и далекой от благочестия жизни. Потому что когда на тебя прет лавина тяжелой кавалерии, даже самый смелый человек понимает, что смерть охренительно близко.