1/128
В квартиру едва пробивался луч света, но было четыре часа дня или около того – время, когда школьники возвращаются домой. Напротив дивана стоял пыльный телевизор: когда родители уходили, они всегда напоминали маленькому Ване, что на задней, обращенной в углубление, стенке телевизора, есть специальная красная лампочка, которая загорается, если телевизор работает больше двадцати минут. Маленький Ваня боялся включать телевизор, но однажды – ведь заняться было все равно нечем – он как-то исхитрился развернуть массивный черный ящик и просунуть голову в проем. В темноте он не мог рассмотреть, что там – на задней панели ящика, а фонарика под рукой не было. В углу выделялся специальный разъем, в который был воткнут тяжелый кабель, по которому и текли все его любимые передачи – «Звездный час», дог-шоу «Я и моя собака», мультсериал «Охотники за привидениями», «Подводная одиссея команды Кусто». За дыркой для кабеля панель становилась гладкой – никаких углублений, рычагов, кнопок. Лампочки не было, думал Ваня, затаив дыхание, пытаясь сдвинуть тяжелый ящик и поставить его так, как он стоял до ухода родителей. Нужно было не забыть поправить видеомагнитофон – чтобы стоял ровно, прямо на телевизоре: если он чуть выдвинется справа или слева, это могло привести к таким последствиям, о которых Ване не хотелось даже думать. «Нет никакой там лампочки», – полыхала на его щеках обида.
Теперь он пялился на телевизор и вспоминал ту лампочку, чтобы хоть как-то отвлечься, думать хотя бы о чем-то. О чем-то другом, не о том, что происходило сейчас. Слева звонил телефон – красный аппарат с круглым диском на журнальном столике, накрытом цветастой клеенкой. Ваня вглядывался в каждый сантиметр клеенки, пытаясь найти в ней что-то, что выручит его – да не когда-то, а прямо сейчас. Спасет. Но клеенка не спасала, а телефон все звонил и звонил: дзыннннннь, – звонил телефон, дзыннннннь. Ване казалось, что трубка слегка подпрыгивала. Он вслушивался в каждый звук, надеясь найти в этом звуке доказательство жизни – доказательство того, что в мире есть что-то другое, кроме того, что происходит сейчас. Вот сейчас он снимет трубку, завяжется разговор, он передаст трубку и побежит в свою комнату, где хоть ненадолго отдохнет – там его ждет югославский конструктор, из которого он делает троллейбусы, у него уже целый троллейбусный парк. А может, прочтет фантастику, а может, повезет, и незаметно выскользнет во двор. Тогда все то, что произойдет неизбежно, случится хотя бы позже. Позже на какие-то часы.
– Подними трубку, – сказала Мать. Ваня всем телом рванулся к аппарату, но не успел его достигнуть, как его словно оглушили: – Меня нет.
Ваня решил выиграть время и сделал вид, что не понимает.
– То есть нет?
Мать сидела на стуле напротив, между телевизором и дверью в его комнату, преграждая путь.
– Скажи, что меня нет дома. Я перезвоню позже.
Мальчик снял трубку и осторожно поднес к уху, сдавленно сказал:
– Алло.
На другом конце раздался оживленный громкий голос. Мальчик снова посмотрел на Мать. Она недовольно пыхтела.
– Марина Михайловна, здравствуйте, – чеканя каждое слово, произнес Ваня.
Он вдруг подумал, что вот же он – вернейший способ спастись: просто прокричать в трубку соседке «Вот же она, здесь! Спасите меня! Спасите меня, пожалуйста!» Но ни одно слово не получалось, напротив, от одной лишь мысли его сковало ужасом: он представил, как Мать взлетит со стула, взовьется над ним коршуном, выхватит трубку и расколошматит о стену. Сколько там будет идти Марина Михайловна, и будет ли идти вообще, а ему уже настанет труба.
– Марина Михайловна, ее нет дома, – как можно спокойнее сказал мальчик. – Что-нибудь передать?
