«Задумываясь о том, когда же всё началось, я понимаю, что была обречена с самого рождения. Порой мне кажется, умри я тогда, в перепутавшейся пуповине, это было бы куда большим счастьем для меня, чем та жизнь, что вырвали у смерти врачи-неонатологи…
Радости отца от моего появления на свет не было предела, состояние эйфории старательно поддерживала бутылка, и работу после месячного запоя он потерял. Из роддома мама возвращалась одна, трясясь со мной на руках в переполненном автобусе. Дома её встретила гора пустых бутылок и таких же стеклянных собутыльников.
Считается, что дети не помнят первые три года своей жизни. Моя память настолько великодушна, что я не помню целых пять. Поэтому не знаю, отразилось ли на мне то, как отец в мои полгода в очередном пьяном угаре пробил маме голову о батарею. Её тогда чудом спасли. Повезло, что вовремя пришла на шум соседка и вызвала скорую. Она заботилась обо мне, пока мама была в больнице. Чудная тётя Надя.
Мама никогда об этом не рассказывала. И обо всём я узнавала, подслушивая их кухонные разговоры с тётей Надей.
А потом, когда стала старше, мы с мамой любили плести друг другу косы, и я всё время натыкалась на этот шрам в её волосах. При виде него моё тело инстинктивно съёживалось, и, поднимая глаза на висевшее перед нами зеркало, я видела в отражении своё уродливо перекошенное лицо.
– Простите, может быть, вам лучше принести кружку?
Я отбросила ручку в сторону и подняла глаза. Передо мной стоял юный бариста, в руках он держал поднос с ароматным кофе. Я не сразу догадалась, к чему он это спрашивает, но, взглянув на свои перебинтованные пальцы правой руки, всё поняла. Я пыталась выпить латте, пока писала, но взять стакан перебинтованной рукой оказалось не так-то просто.
– Нет, спасибо, думаю, справлюсь, – вежливо улыбнулась я.
– Но если вдруг нужна будет помощь – обращайтесь, никто отсюда, не выпив кофе, не уходит.
Я обхватила стакан двумя руками и, глотнув, в блаженстве закрыла глаза. Вкус был божественен. Я не любила кофе, но здесь соблазн попробовать был настолько силён, что даже самый рьяный чайный благочестивец не сможет устоять.
Перечитав свои каракули, я не могла не похвалить себя: писать левой рукой получалось уже весьма недурно, приятно было воображать себя амбидекстром, но я им не была, как и многим другим, что старательно разыгрывала на людях. Писать левой рукой была необходимость, пока правая играла свою роль – роль лжеца.
Стояло позднее лето, ветер ещё не был так безжалостно холоден, но заметная дрожь пробежала по моему телу под его потоками. Дурная привычка одеваться не по погоде. К счастью, такси приехало быстро. Я откинулась на спинку сидения и смотрела в окно, провожая взглядом редкие медленно стекающие по стеклу дождевые капли.
Я стянула повязку с руки, обручальное кольцо блеснуло россыпью бриллиантов. Кольцо от Тиффани. Я никогда не думала о том, сколько же оно стоит, но старательно задавалась вопросом, как же его снять. Я сжала палец. Он словно специально заказал его на полразмера меньше. Мыло от «COR», аргановое масло были так же бесполезны в попытках его снять, как и их бедные собратья с прилавков массмаркетов. Я раздирала в кровь палец, а кольцо так и оставалось сиять в своей нерушимой безупречности. Единственным способом хоть на время избавиться от его навязчивого присутствия была повязка. Не видя его, я могла на время забыть ту боль, что пропитала наш брак до самого основания.
