– Ты только посмотри, сколько талантливых ребят вокруг тебя собралось! И кто их только сюда посадил?!
– Но ведь они все преступники.
– Да. Только от слова другого. От слова приступ
«Утро добрым не бывает», – так говорил один мой знакомый каждый раз, когда я желал ему именно этого. Хотя все было намного проще и прозаичнее: ложился он поздно, вставать приходилось рано, идти туда, куда совершенно идти не хотелось, и следовать правилам, подчиняться которым ему не нравилось больше всего на свете. Такое отношение к жизни в итоге породило страшный недуг в его молодом организме. И все. Дальше без хэппи-энда. К сожалению, мой рассказ начинается именно с этих строк, но не для того, чтобы показать читателю все скоротечность и хрупкость человеческой жизни, а лишь затем, что этот случай предопределил судьбу многих, кто не верил в ужасный по силе потенциал нервного колебания. «Все болезни у нас отсюда», – говорю я сейчас товарищам и тем, кто мне просто не безразличен, тыкая указательным пальцем себя в висок. «Поэтому берегите голову, ребят. Не засоряйте ее дерьмом…»
А вообще давайте вернемся к «доброму утру». Подобный термин перестал существовать для меня лет этак пять назад. Гимн России стал звучать не из старого шипящего радиоприемника моего, не менее старого, деда, а лился в отсыревшие окна ветхого жилья из красного кирпича, в котором мне приходилось коротать свои будни и выходные. Сейчас все каменщики, наверное, закрыли книгу со словами: «Ну и какой идиот это написал? Ветхое жилье из красного кирпича? Тьфу ты! Какая безграмотность!» Однако же я буду возражать. На территории исправительной колонии нашего великого и могучего сибирского региона и не такие встречаются чудеса.
Так вот. Зима. Шесть утра. До меня доносятся звуки российского гимна. Я просыпаюсь, встаю с кровати, покрываюсь гусиной кожей, иду умываться, бегло справляю нужду, трясусь, мою руки, возвращаюсь обратно, заправляю свое спальное место, одеваюсь, обуваюсь, чищу ботинки и выхожу на утреннюю физическую зарядку. На плац. Стою. Слушаю дурацкую музыку. Рядом со мной больше сотни таких же больных уголовников, стремящихся освободиться пораньше из этих холодных, убогих стен. Кто-то смеется, кому-то холодно, а тот парень, что стоит со мной совсем рядом с красными, налитыми кровью глазами от недосыпа, морщился и кривился. Я смотрел на него очень долго. В этом многострадальном виде было что-то еще. Что-то, чего я так и не разглядел. И тут он сказал: «С добрым утром». Я просто кивнул в ответ, не понимая, что это значит. Вспоминал вчера, вспоминал неделю назад, месяц, год. Но не нашел ничего, чем бы это утро отличалось от остальных. Утро либо есть, либо ты благополучно его проспал. Наличие утра, как оказалось, не является залогом его доброты. А значит, я стал черствее. Или мир вокруг меня стал таким. Не знаю. Я так и не разобрался. Однако одно я усвоил со стопроцентной уверенностью – так было не всегда.
* * *
Нет в жизни ничего печальней, чем рассказать о том, что было изначально.
Еще до того, как я стал просыпаться в колонии – в окружении преступников, синяков, барыг и насильников, я проживал обычные годы беззаботного, глупого юноши.
Был универ, футбол, девушка, работа на полставки (правда недолго). Иногда попойки в ночных клубах и недорогих барах с друзьями (когда пускали), а также непреодолимое желание выглядеть не по годам презентабельно, в связи, с чем покупать кучу галстуков, бабочек, пиджаков, жилеток, брюк, туфель, сорочек, кашемировых свитеров, кардиганов, пальто – в общем, быть не только красиво одетым, но и шмотником незаурядным.
