Есть долг перед семьей, перед Родиной, и как оказалось, есть долг и перед Любовью. Это странное чувство, которое нельзя взвесить, измерить, но именно оно, повторяя слова Данте Алигьери, «движет солнце и светила». И именно это чувство, я уверена, посетило всех, кто в свое время соприкоснулся с этим удивительным театральным и человеческим явлением – Геннадий Бортников. Не знаю, с какой звезды он был к нам послан…
Он до сих пор будто состоит из огромных НЕ – неразгаданный, нереальный, непознаваемый, незабываемый, неизбывный… Легендарный актер Академического театра им. Моссовета во многом остается за гранью слов. Марина Цветаева в письмах к Борису Пастернаку признавалась в том, что то, что он читает от нее, – настолько не то, что она «еще и бумаги не касалась». Но настают такие времена, когда книга, как и роль, требует воплощения.
Актер театра им. Моссовета Евгений Данчевский совершенно справедливо отметил: «Люди его боготворили». В то время, целиком атеистическое, боготворили. За что можно боготворить человека? Он, который сам был воплощением Мечты, этой Мечтой с нами делился. Как его забрасывали цветами, так он забрасывал нас блоковской утонченной красотой, есенинской слезой и, конечно, пушкинским солнцем. О себе лично скажу: мне он разрешил жить и дышать полной грудью. Все, кто видели Геннадия Леонидовича на сцене, никогда его не забудут; для всех остальных он останется в коротких кино-отрывках, фотодокументах, в воспоминаниях зрителей – бледная голография надчеловеческого театрального таланта.
Своеобразие этой книги в том, что она полифонична. Ее открывает лирическая повесть автора, вторая часть представлена главами из книги Г. Л. Бортникова «Настоящее время прошедшего», напечатанной в свое время на страницах альманаха «Муза» и дополненной его высказываниями, взятыми из интервью на телевидении и в театральной печати. Несколько страниц отведено его поэзии и переводам с французского, завершает рукопись разбор театральными критиками наиболее важных спектаклей с его участием, а также высказывания коллег по театру и голоса некоторых верных зрителей.
У кого-то хранятся страницы его воспоминаний, есть архив, закрытый на 70 лет, передаются устные предания, в сердцах поклонников сохраняется память, а это значит, что Планета Бортников будет продолжать открываться, исследоваться, нести свой свет к людям.
Наталия Слюсарева
Повесть об одном актере
Любить самоотверженно и беззаветно, с силой, равной квадрату дистанции – дело наших сердец, пока мы дети…
Б. Пастернак
После затянувшейся болезни, подхваченной в известную пандемию, не имея ни на что особых сил и желания, стала я перечитывать полюбившиеся книги и попалась мне на глаза повесть Марины Цветаевой о Сонечке. И вспомнила я об одной любви – любви неприкасаемой, заложенной кирпичами жизни суровой кладкой, замурованной в самом тайном уголке сердца на долгие годы. Любви к одному актеру, уже и ушедшему. Сама Сонечка – черноглазая девочка-дюймовочка с косами, актрисочка молодой Вахтанговской студии, читающая в голодной, холодной Москве 1919 года монолог Настеньки из «Белых ночей» Достоевского. И вся эта серебряная вещь Цветаевой, как и ее серебряные кольца – про любовь-кольцо, на сердце носимую, любовь такую горячечную, в лихорадке, с взметнувшимися косами, пылающими щеками, со слезами, с многочисленными восклицаниями героини, способной, как она сама о себе говорит, только к любви, только, чтобы самой любить. И повествование это открывалось признанием в адрес необыкновенных глаз героини. В первых строках – описанием из одного французского романа:
