«Что имеем – не храним, потерявши – плачем»
(Козьма Прутков «Плоды раздумья»)
Вы когда-нибудь задумывались, что чувствует слепой человек? Как он представляет свою реальность.
Те вещи, которые нас окружают, мы легко можем вообразить. А как можно представить то, что вы никогда не видели? Это как предположить вкус фрукта, который никогда не пробовали.
Я завидую людям, слепым от рождения, потому что невозможно жалеть о том, чего не знаешь, потому что никогда не видел. Хотя, в целом, скорее всего это возможно из-за яркого и эмоционального описания окружающего мира другими людьми, но не так сильно.
Гораздо сильнее человек расстраивается, если теряет то, что у него было. Например, девушка жила в достатке на полном попечении богатого отца или мужа. Она просто не ценила, какой прекрасный шанс ей дала жизнь. Девушка путешествовала, проводила время с друзьями, ходила по магазинам в поисках неизвестно чего, но точно чего-то нужного. Запросто могла смотреть сериалы месяцами. А потом в один миг все это пропало. Муж ее бросил и ушел к более молодой и шустрой, или отец погиб, оставив в наследство только долги. Что тогда? Как она себя чувствует?
Вот именно в этот момент девушка начинает ценить то, чем обладала. Понимая, какие возможности были упущены и как много она могла сделать за то время, пока денег было в достатке. Очень жаль, что человек так устроен. Люди не ценят того, чем обладают на данный момент.
Со мной случилось примерно так же.
Меня зовут Мила. Я – единственная дочь в семье. Жили мы в исторической части Санкт-Петербурга в квартире с очень высокими потолками, деревянным паркетом и отличным видом из окна на Неву.
Отца звали Виталий. Он был деканом исторического факультета. А маму звали Жанна. Она работала актрисой в театре. Очень чувственная, с чуткой и нежной натурой.
Проще говоря, я росла в типичной питерской семье сраных интеллигентов. Родители с самого моего детства пытались пристроить меня в любой кружок или секцию, в надежде воспитать гения и найти во мне таланты, а потом восхищаться своим чадом.
А мне это все было не интересно. Тем не менее, родители от меня не отставали. Пытались сделать художницей, но рисовала я как курица лапой. Потом мама попыталась сделать из меня певицу, но тут медведь наступил мне на ухо. Хорошо, что после этого отпали возможности играть на музыкальных инструментах, а то попыток было бы еще много.
Потом отправили в театральный кружок. Там, через пару месяцев, преподаватель что-то сказал маме, грустно качая головой. Оказалось, что и здесь пролет, отсутствуют способности.
Тогда отец решил, что пора меня отдавать во что-то спортивное, активное, полезное для здоровья. Это был танцевальный кружок, на который я попала в возрасте восьми лет.
Танцы меня также не вдохновляли, а русско – народные костюмы вообще раздражали.
Однажды к нам в гости пришла соседка. Они долго сидели с мамой на кухне, попивая чай. Оказалось, что у нее своя секция по художественной гимнастике. Тетя Люба предложила мне сходить и просто посмотреть на то, как занимаются девочки.
Через неделю отец привез меня к ней. Я была восхищена, смотрела на их занятия как завороженная, широко открытыми глазами.
Девочки там так грациозно ходили и бегали, красиво держали равновесие. Их повороты и прыжки были легкими и изящными. А упражнения с лентами или обручем приводили меня в полный восторг.
Но для начала обучения крайним временем для зачисления в большой спорт считается возраст не старше шести лет. А мне было уже восемь, и я считалась старой для начала спортивной карьеры, но все равно долгим нытьем уговорила родителей, и они согласились.
