Хепсу проснулся от гулких ударов сердца по ребрам. Он даже испугался сперва, что этот громкий стук разбудит маму. Но сознание выпуталось из липких нитей сна окончательно, и Хепсу вспомнил, что мамы нет. Давно нет… А потом он понял и то, что грохочет вовсе не сердце. Звук доносился с улицы, из проема окна. Теперь Хепсу узнал его: так вибрирующе-резко, скрипяще-надтреснуто мог грохотать только один предмет в селении – дусос новостной башни. Обрубок ствола дерева с тем же названием, после того как из него удаляли волокнистую съедобную мякоть, а оболочку высушивали, при ударе по нему палкой гремел, словно куча булыжников, летящих с крутой горы. А будучи подвешенным под крышей высокой каменной башни, его громыхание можно было услышать далеко за пределами селения.
Мальчик поморщился – от скрипучего грохота заныли зубы. Хепсу и сам делал дусосы – конечно, не такие огромные, в рост человека, как этот, зато и звучавшие не столь противно. Наоборот, Хепсу тщательно выбирал стволы нужной ширины, подгонял длину, с тем чтобы каждый дусос издавал красивый звук, и чтобы каждый звенел по-своему. Мальчик глянул вверх и улыбнулся. Два десятка толстых деревянных трубок свисали с перекладины вдоль стены, ожидая, когда юный хозяин пробежится по их звонким бокам крепкими палочками.
Хепсу никому не показывал, как он это делает, даже Учителю. Почему – он и сам не мог ответить. Скорее всего потому, что так не делал никто в селении, а раз это не нужно никому из взрослых, значит, это бесполезное занятие, детская игра. Впрочем, дети тоже не забавлялись ничем подобным. Во всяком случае, Хепсу об этом не знал. Правда, он выдумал еще одну забаву. Если срезать молодой, тонкий побег дусоса, освободить его от мякоти и дуть поперек среза, зажав другой конец пальцем, то получался веселый звонкий свист. Мальчик просверлил острым камнем дырочки рядком в небольшой деревяшке, подобрал несколько разных по толщине и длине дудочек и вставил их в отверстия, выровняв по верхним краям, а нижние концы трубок заткнул пробками из коры. Теперь можно было дуть, быстро поднося к губам разные маленькие дусосы, и звуки при том получались очень интересные. Эту игрушку Хепсу показал друзьям, только им она почему-то совсем не понравилась.
Но дусос новостной башни не был игрушкой. По нему мог стучать только взрослый, и только когда нужно было сообщить что-то важное людям или предупредить жителей о грозящей опасности. Обычно по дусосу били, когда в селении вспыхивал пожар, или когда домашней живности угрожал очередной набег стаи азоргу.
Хепсу высунулся по пояс в окно. Покрутил головой, принюхался. Дымом не пахло. Даже очаги возле хижин не дымили – видимо, еще было очень рано, все жители до тревожного грохота спали. Хепсу зевнул. Ему тоже хотелось спать. Но, видать, теперь долго не придется. Ведь не зря кто-то всех разбудил! Вряд ли этот «кто-то» хочет сообщить какую-нибудь ерунду вроде того, что состоится чья-то свадьба, родился очередной житель, или наоборот – умер. Для этого есть бессонница. Обычно такие новости сообщаются ближе ко сну, когда все уже вернутся с работ, отдохнут, насытятся.
Значит, азоргу? Хепсу опять закрутил головой. Нет, так просто азоргу не увидишь! Они быстрые, юркие и очень хитрые. То прижмутся к самой земле, станут одним с ней цветом, и шустро завьются над ней на гибких и сильных лапах; то застынут, прижавшись к стене ли, к дереву, к камню ли – ни за что не отличишь зверя от неделимой части хижины, ствола или скалы, пока не подойдешь к нему вплотную.
