Читателям с Litnet, которые были с Терезой и Анри
от «Золотой мглы» до «Темного рассвета»
Пролог
Надо же было этой грязной свинье его опередить! Жак Аркур скомкал бумагу и от души запустил ей в подставку для перьев, стоявшую на столе коллеги. Не далее как пару дней назад мерзкий ублюдок по имени Рено Фортискье написал откровенно слабенькую статью о пропавшей девушке, и Гранже прыгал до потолка, рассыпая комплименты, как коза горох. А ведь именно ему должна была достаться эта тема, именно ему, а не этому выскочке из глубинки, которую даже называть страшно. Единственное, чем тот мог гордиться – смазливая физиономия, молодость, да хорошо подвешенный язык, таким только мостовые мести.
– Чтоб тебя… – Аркур достал из нижнего ящика стола бутылку и от души к ней приложился. Выдал замысловатое ругательство, во время которого от засохшего цветка на окне отвалился очередной свернувшийся трубочкой листок. – Чтоб вас всех…
К кому это относилось, он и сам толком не знал. То ли к более удачливому и шустрому Фортискье, то ли к энгерийской дамочке-некромагу, из-за которой главный редактор газеты «Ольвиж сегодня» утратил расположение к своему лучшему – без преувеличения и без ложной скромности – журналисту! Раньше только ему он поручал самые смелые и самые дерзкие темы, за которые Жак брался с исключительным энтузиазмом. Не смущало его ни копание в нижнем белье именитых, ни их грандиозные провалы или тайные грешки, которые с радостью смаковали в каждом доме.
Запачкать руки он не боялся: так уж устроен мир – людям гораздо интереснее читать о дерьме и рыться в нем, потому что по большому счету все они свиньи. Что надменные аристократишки, сколь древняя кровь не текла бы в их жилах, что рабочие из самого занюханного района. Разница между ними только в счетах: пока первые гнут нос, вторые исходят бессильной завистью. Вот только аристократишки оберегают свои тайны, как никто другой. Можно подумать, что Гранже этого не знает, да и как подобраться к этой энгерийской суке, когда его даже на порог в поместье де Ларне не пускают?
Сплюнув в грязно-серую пепельницу, где еще дымилась дешевая сигарета, Аркур поднялся и от души пнул стул, который с жалобным хрустом завалился на бок. Радовало только то, что и у проныр из «Вестника» полный ноль на эту тему. Большее, что они могут – пыхтеть о том, как опасна некромагия, особенно заключенная в бабах, у которых что ни час – новое настроение. Жак подхватил сюртук и вышел, миновал пустую конторку секретаря, вышел на улицу и запер дверь. Ночь уставилась на него светящимися глазами фонарей. Ольвиж готовился встречать зиму, а вскоре и новый год – переход в эпоху электричества. В свое время Жак написал обалденную статью об электричестве, о перспективах развития, и все ему рукоплескали, и даже «Ольвижский вестник» звал к себе в штат. Тогда он отказался, потому что там нужно было начинать с низов, а здесь все было на блюдечке. И где теперь это «все»?
Эхо доносило шум типографских станков, готовящихся снабжать столицу свежими новостями. Ссутулившись, он вогнал голову в сюртук по самый подбородок, запахнул хлипкий шарф и быстро зашагал в сторону проспекта. Здесь лучше не задерживаться в такой час.
– Месье Аркур.
Голос раздался за его плечом, журналист вздрогнул и грязно выругался.
Только что ведь стоял один на пустой улице!
Обернулся – чтобы наткнуться взглядом на изящную фигуру, закутанную в плащ. Облегающие брюки заправлены в сапоги, плащ скрывает грудь. Но баба, как пить дать баба – не может быть у парня при таком росте такого тонюсенького фальцета. Она стояла так, что разглядеть ее лицо не представлялось возможным – в тени, чуть поодаль от фонарей. Те несчастные клочки света, что могли бы показать лицо, пожирал глубокий провал капюшона. В остальном женщина была закутана в черное с ног до головы.
