Я три года жила под постоянным надзором. И сегодня у меня
хороший день: мне удалось вырваться отсюда. Бежать. Только бежать.
Ни на секунду не останавливаться. Не оглядываться. Не окликаться.
Бежать. Ускоряясь каждый раз, когда он зовет тебя по имени. Только
не слышать. Не видеть. Не чувствовать. Бежать туда, где про тебя
никто не знает. А если и знает, то только хорошее. Ту девушку,
которой ты была шесть лет назад. А ту, которой я стала сейчас,
нужно забыть. Это не я. И все, что произошло, не со мной.
Бежать…
- Доброе утро, Лиза. Что у нас нового?
- И вам доброе утро, Максим Олегович. Шеф приехал.
Лиза прошептала последнюю фразу и для убеждения кивнула головой
в сторону кабинета шефа. Если приехал шеф, значит, что-то
случилось. Черт. А утро так хорошо начиналось.
- Ой, Максим Олегович, звонила жена доктора этого. Просила
передать вам, что суд перенесли на седьмое число.
- Черт, Лиза, но я же просил, чтобы раньше назначили, - я беру
бумагу с номером жены доктора и набираю ее телефон. – Алло, Алена
Эдуардовна, доброе утро. Это Максим Олегович. Мне сказали, что
слушание перенесли? Да, но я в отпуск ухожу, а ваше дело кроме меня
никто не знает. Но что тут можно придумать? Хорошо, я понял. Да,
хорошо. Я попробую. Можно, в принципе, перенести мой отпуск. Да, не
за что. Созвонимся.
- Дурдом какой-то, - говорит Лиза.
Я иду в свой кабинет, кладу припасенные бумаги с делом одной
семейной пары, которая хочет развестись, и приготавливаюсь к
работе. Сегодня я пришел раньше на пятнадцать минут, но это совсем
не значит, что и уйду раньше. Работы очень много. В последнее время
навалилось столько дел, что я работаю даже на выходных. Со
сверхурочными, конечно, но суть не меняется.
Слышу, как в коридор выходит шеф и говорит всем, что через
десять минут назначается планерка. Нас шеф собирает только тогда,
когда либо к нам едет какая-нибудь шишка из какого-нибудь
министерства, либо… Да собственно все. Одна причина.
Я откладываю бумаги в сторону, делаю глоток кофе, сваренного
Лизой, выключаю звук на мобильном и выхожу в коридор, где собрались
мои коллеги.
- Нам нужно в конференц-зал, - говорит Игорь, мой друг, который,
к слову, сегодня неважно выглядит.
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, где нас встречают
открытые двери в конференц-зал. Кто-то уже занял места на мягких
кожаных креслах вокруг стола, кто-то толпится возле кулера с водой,
а кто-то стоит в дверях, не решаясь войти. Они боятся, что шеф
будет их отчитывать, потому что дело нужно было уже закрыть, а его
еще до сих пор мусолят.
Я занял место с другого конца круглого стола, прямо
напротив места шефа. Ровно в девять приходит он. Заходит в кабинет
с какой-то женщиной, которую я вижу первый раз. На нем идеально
выглаженный черный костюм, белая рубашка и серый галстук. На ней
бордовое платье до колен, высокие каблуки и волосы, собранные в
пучок. Мой друг тихонько присвистнул.
- Доброе утро, коллеги, – начал босс, отодвигая стул для
женщины. – Я бы хотел представить вам Плясовскую Марину Дмитриевну.
Мариночка работала у нас еще тогда, когда мы не были такой крупной
компанией. Была моей ученицей, и очень толковой, знаете ли. После
одного успешно выигранного дела Марину Дмитриевну пригласили в США
на стажировку. Там она показала себя, как настоящий специалист,
который знает свое дело, и ей предложили остаться в Вашингтоне. И
вот, спустя шесть с половиной лет, Марина Дмитриевна Плясовская
снова вернулась к нам, в Россию. Прошу любить и жаловать.
В зале все молчали.
- Анатолий Геннадьевич, не стоило произносить такую речь из-за
меня, - Марина улыбнулась нам. – Я такой же специалист, как и все.
Моя стажировка в Америке ничего и не значит толком. К тому же по
своей родине я безумно скучала.