Лида
Мне не дали выбрать. Лишили права голоса.
Просто в один из унылых зимних вечеров отчим
зашёл в комнату и поставил меня перед фактом, что на следующий день после
совершеннолетия я выйду замуж.
До сих пор смесь эмоций от этой новости нет-нет, да
будоражит кровь. Отчаяние, страх, безысходность... В душе взбунтовалась снежная
буря почище той, что свирепствовала за окном спальни.
Обречена.
С этого момента я обречена выйти замуж по
расчёту, по какой-то неведомой мне договорённости взрослых мужчин за моей
спиной. И спорить с Борисом Евгеньевичем было бесполезно. Всё равно, что
черпать воду чайной ложкой из тонущего судна. Что бы я теперь ни говорила, как
бы ни противилась – итог будет таким, как решил отчим. И лучше смириться,
покориться судьбе и пойти под венец по-хорошему. Спорить с ним – себе дороже.
Это я чётко уяснила ещё год назад после трёх звонких пощёчин, выбивших из моей
юной, хорошенькой головки все до единой мысли о противостоянии этому жестокому
человеку.
И он знал об этом не хуже меня. Именно поэтому не
стал ждать ответа, а сразу же развернулся и вышел, громко хлопнув дверью и
призвав на смену своему холодному присутствию сквозняк и лёгкий лимонный аромат
недавно нанесённой на паркет полировки. Терпеть не могу этот запах, но в
особняке Зиновьева моего мнения давно никто не спрашивает. А точнее, перестали
два года назад со смертью мамы.
После его сухого объявления не возникло ни слов,
ни слёз, ни желания узнать имя жениха. Только лёгкая дрожь в теле. Не то от
сквозняка, не то от глубокого потрясения.
«Какая разница, кто станет моим мужем? Какой из
деловых партнёров отчима будет касаться моего тела и владеть им, как на то
вздумается? Все они одинаково мерзкие и насквозь гнилые. Интеллигентные
бандиты», – потерянно рассуждала я, раздеваясь перед огромным зеркалом в
тяжёлой витой раме, пока в ванну бурным горячим потоком лилась вода.
Любой из вариантов в равной степени плох. Если
только Борис Евгеньевич не решил выдать меня замуж за Диму Лобачёва – парня из
соседнего класса, обладателя самых ярких голубых глаз на свете, а ещё двух
десятков поклонниц.
Конечно, нет. Этот козёл, однозначно, продаст
меня подороже. За выгодный контракт или приличный «благотворительный» взнос в
его строительную корпорацию.
И я готова дать процентов девяносто пять, что этот
«покупатель-благотворитель» ни кто иной, как Артур Валентинович Сегеда. Новое
громкое имя в промышленном строительстве. Я видела этого мрачного мужчину не
больше пяти раз, и то по паре минут при каждой встрече. И раз за разом за эти
две минуты он успевал сожрать меня взглядом. Плотоядным. Въедливым. Словно
ставящим отметины на коже. С такой внешностью играют маньяков в зарубежных
фильмах ужасов или триллерах. Таким взглядом замораживают кровь в жилах,
останавливают сердце, подкашивают колени…
И уже на следующий вечер после разговора с
отчимом этот Артур снова «размечал» незримыми символами моё тело, прикрытое
тонким шёлком перламутрового платья на бретелях. Именно эти взгляды, словно
подписи в нужных местах в контракте, и убедили меня в том, что свадьба с
Сегедой неизбежна. Если только… Да что вообще может произойти такого, чтобы это
«если только» имело место быть? Конец света, по меньшей мере. Лишь он мог
отменить мой приговор, назначенный на семнадцатое февраля.
* * *
– Дамы, прошу прощения, но я вынужден украсть у
вас дочку. Её ждёт жених, – Борис Евгеньевич подхватил меня под локоть и повёл
в сторону белоснежно-золотистой лестницы, вычурно украшенной фигурами лошадей.
«Дочку»! Так он называл меня исключительно в
присутствии публики, высшего света Питера. Только рядом с этими, полезными ему
людьми, отчим играл роль любящего и заботливого отца. И только в обществе их
идеальных жён и дочерей, изводивших меня преувеличенной вежливостью и
вниманием, я могла максимально расслабиться и не бояться.
