Я пытался понять хоть что-нибудь… Я пытался поймать ноту на острие разорванной струны, пытался прочесть поэму, десять лет назад написанную на песке перед прибоем и потому совершенную. Пытался… Потом меня спросили: что ты нашёл? И я показал горсть пепла на ладони. Это было время.
В целом ничего не изменилось, ты все так же просыпаешься по утрам, моешься, завариваешь кофе, лениво морщишься на свой завтрак, только с каждым днем за окном все темнее. И однажды твой будильник прозвонит, ты откроешь глаза и увидишь ночь. А это значит, что в твоем городе осень. Осень похожа на изысканную болезнь: сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады, но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль и проникаешься тихой нежностью к любимым и близким, словно бы завтра с последним упавшим на асфальт листом исчезнут и они. Но время идет, и поэтический флер спадает с осени, обнажая голые деревья, холод, пасмурную слякоть и первый мокрый снег, быстро превращающийся в грязь под ногами простуженных людей с угрюмыми лицами. Но чем холоднее и беспросветнее темнота снаружи, тем уютнее кажется теплый мягкий свет в квартире. И если лето – это время убегать из дома навстречу несбыточным мечтам подростковой души, то поздняя осень – время возвращаться.
Мне говорили, что есть те, кто умнее тебя. Кто играет с идеями, как ребенок играет с любимыми игрушками, кто не знает не решенных задач и легко строит удивительные миры, полные жизни, из простых логических связей. Мне говорили, что есть те, кто красивее тебя. Совершенные женщины, с глазами, превосходящими неповторимость каждого рассвета, с телами, сводящими с ума одной своей изящно отброшенной тенью. Идеальные мужчины, словно сошедшие с небес, чтобы весь мир, задыхаясь от восторга, пал к их ногам. Мне говорили, что есть те, кто возвышеннее тебя. Кто прячет душу такой глубины, что небо боится заглядывать в ее размах и ангелы не могут найти дна. Чья любовь способна поворачивать реки вспять, а границы понимания и чуткости спорят с границами вселенной. Мне говорили, а я слушал, улыбаясь про себя. Мне говорили, не понимая одного: того, что ты, человек мой, в жизни моей, душе моей, судьбе моей, сердце моем не выше всех остальных людей. Ты выше всех сравнений.
Я хочу увидеть море. Я хочу дышать до головокружения этим воздухом, густым от мерно вздрагивающей водной глади, от криков птиц, пронзительных, как последнее откровение Бога. Я хочу лежать на мокром прибрежном песке, без одежды, без прошлого, без будущего и курить в сырое небо, улыбаясь невероятной свободе каждого движения ветра, удивительной рыбой струящегося по коже. Я хочу собирать разноцветные камни и стирать с лица брызги воды, не открывая глаз, не будя души, почти не существуя, почти став частью окружающего, движущегося, меняющегося, влажного, соленого, такого чуждого и такого понятного. Я хочу потеряться в ласке волн, я хочу забыть себя самого и просто плыть. Туда, где жизнь окрашивается мягким светом заходящего солнца. Я хочу сидеть на самой кромке воды, на этой дрожащей грани между фантазией и реальностью, нежностью и жестокостью, человеком и… морем. Я так хочу увидеть море.
Тот, кого ты любишь, это воздух. Сладкий, острый, холодный, шальной от переизбытка кислорода, густой как вода и звенящий. Ты жадно хватаешь его открытым ртом, и резко кружится голова, и сердце начинает стучать почти болезненно, но без него ты задыхаешься. И легкие сжимаются, выдавливая сквозь кожу крик и озноб, и судороги… Пока ты снова не вдохнешь этот ядовитый газ. И тогда можно жить дальше и дышать, дышать, ды…
Тот, кого ты любишь, это лезвие. Это скальпель, которым ты препарируешь собственную душу. Это разделочный нож, которым ты безжалостно отсекаешь в себе все лишнее, наносное, ставшее вдруг таким мелким и ненужным. Это бритва, которой ты вскрываешь грудную клетку, обнажая дрожащее сердце, жаждущее самого интимного прикосновения. И, вскрыв себя, ты начинаешь бездумно кромсать это небо, чтобы по кусочкам дарить его тому, кого…
