На дворе была осень, чуть уж поздняя, листья уже совсем опали. Но лишь в большом лиственном лесу, можно было бы еще разглядеть умирающую красоту. Город «А» находился как раз в таких местах, и не трудно догадаться, почему в этом городе росли, что не философы, так поэты. Также посреди города вытекала небольшая речка, она вела в далекие долины и села. Если идти по ней в юго-западную сторону, то обязательно можно увидеть дорогие дома. Здесь жили богатые бизнесмены и политики. И другие преуспевающие люди. Хотя они жили не в самом городе, но каждый житель их очень знал. В каждом из этих домов были пышные сады.
И в одном из таких садов, грустил Петр Афанасьевич Нерукавин. Он сидел в глубине сада, на скамейке, сложив руки и привольно смотрел на опавший лист. Почему грустил газетный магнат, он сам-то и не знал. В свои пятьдесят два он столько за свою жизнь повидал, что после далекой поездки сидел и выкуривая сигарету, вздыхал. Родился он в вполне обеспеченной семье и хлопот у него никогда не было. Родители были знатными в те времена. Афанасий Петрович, отец его, был также газетным магнатом, да еще и преуспевающим политиком. Мать его, Марфа Евгеньевна, сидела дома и лишь только занималась принятием гостей. После лицея Петр Афанасьевич занял место отца, так как тот скончался. Затем и мать его концы отдала. Спустя годы, женился он на Елизавете Владимировне, которая моложе магната на двадцать пять лет. До замужества Елизавета в усадьбе жила с родителями, но только приобрела красу, так ее замуж и выдали.
Этим летом, жена ему родила сына Павла. Сам же магнат был очень самоуверен. Однако своего мнения не имел. Если его уверяли в чем-то, то он с этим соглашался. Может быть наивен, может быть и глуп, кроме своего дела ничего не смыслил в жизни. Если бы он был обычным крестьянином, то никогда бы не поднялся выше этого класса. Когда его ошарашивали, он округлял глаза и открывал рот. При этом мог то руками рвать на себе волосы, когда радовался, то просто мог похлопать в ладоши. Но при всем этом, его любили и уважали.
И сейчас он сидел и грустил, смотря на листок. Вдруг подул ветер, и лепесток откинуло в сторону, взором последовал за ним, а на глаза попался Андрей Семенович Твардовский.
– Ба! Кого я вижу! Рад приветствовать!
– К сожалению, не к радостным новостям. (Нерукавин побледнел, а ведь он еще не знал всей сути.) А твоя женушка, Госпожа Нерукавина, изменяет. Вам это может доказать моя сестрица.
– Как? Да не может быть!!! Брат, прости, но не могу я этому поверить, не могу никак.
– К сожалению, это все-таки так. – убедительно произнес Твардовский.
– О горе мне, горе… (После того, как произошло то выражение его лица, он рукой схватился за лоб, прищурившись и вдруг снова придя в положение лица) но все же есть, все же доказательства. Может, была путаница какая-нибудь?! – спросил Нерукавин.
– Два месяца назад их видели вместе. Сестрица мне все не говорила, а неделю назад – (сглотнув слюни) – он осмелился ее поцеловать. Да-да!
– (еще больше открыв рот) Нерукавин произнес: – Куда же?
– В щечку. А избранный – ныне молодой солдат Милон, приехав и ныне (выпрямившись) еще два месяца назад (отвернувшись).
– Какой позор, какое бесстыдство… Но почему? Ведь у нее все есть, у нас же сын, Павел…
– Пойми, женушка твоя молода. Всю весну лыка не вязала, а тут по осени чувства-то и заиграли. (Вдруг Нерукавин зарыдал, и Твардовский начал его утешать) – Ну, не плачь, брат мой, вся жизнь еще впереди.
Сам Твардовский был скользкий и мерзкий тип. Всегда стоял у своей цели до конца, даже если она не достижима. Не любили его в городе за подлые грязные штучки. Но как бы там не было, с Нерукавиным он дружил еще с лицея. Вид Твардовского, был очень мрачен и угрожающий. Злостный взгляд, худощавость, отвратительный смех, в общем, полная противоположность старому другу. Твардовский был министром по тюремным делам. Наслышан неудачной карьере в Молотове за что и был выгнан из города за незаконные делишки и переехал в городок «А».
