Посвящаю своей жене Елене.
ЗАПИСКИ БАЗАРНОГО ДВОРНИКА ИЗ 90 – х. ГОДОВ.
РАБОТНИК МЕТЛЫ И ЛОПАТЫ
«Над чёрной слякотью дороги
Не поднимается туман
Везут, покряхтывая дроги
Мой полинялый балаган…»
А. Блок.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
… Я проснулся поздней декабрьской ночью от позывов к мочеиспусканию и невыносимой жажды, одновременно. В состоянии потусторонней реальности пошлёпал босыми ногами по полу в туалет, затем прямиком на кухню. Долго глотал остывшую воду из носика чайника и смотрел в окно – оно напротив плиты. Давящая, густая темень. Фонари равнодушно глядят в пространство какими-то тоскливо – оранжевыми, безжизненными глазищами, навевая замогильное уныние и болезненное состояние души. На улице – никого. Даже бродячих собак, которые здесь бегают стаями несметными, и тех не видно. Тишина. Лишь ветер гоняет лёгкую снежную порошу, напополам с пылью по пустой дороге. Снега почти нет. Холодная темнота с примесью ядовитого, неживого свечения фонарей. С похмелья невыносимо гудит голова. Она кажется такой тяжёлой, будто у меня на плечах наполненный аквариум и надо двигаться осторожно, чтобы не расплескать содержимое. Но я знал: в кармане старого армейского бушлата, в котором я хожу на работу, есть избавительный эликсир – пузырёк настойки боярышника! Я скользнул в коридор к вешалке, и начал обшаривать бушлат с такой тщательностью, с какой мартышка ищет блох на своём детёныше. Но пузырька не обнаружилось! «Неужели я выпил вечером и его»? – с огорчением подумалось мне, и ноги сразу стали ватными, а в сердце закололо. Однако, моё второе «Я» – мой внутренний голос, ни разу ещё меня не подводивший (это я его подводил, когда не слушал), твердил: «Ищи! Он цел»! Лунатической походкой побрёл я назад в кухню к допотопному холодильнику, рванул нетерпеливо дверцу… Вот! Стоит, как миленький! На верхней полке! Не начатый! Я остервенело, скрутил крышку, глотнул семидесятиградусную спиртовую жидкость, но так, что бы выпить ровно половину. Запил глоточком воды…Тяжесть отпустила. Аквариум постепенно исчез. Тогда я добил остальное. Захотелось курить, но сигарет у меня не осталось. И я решил немного поесть. В холодильнике стояла кастрюля с полуфабрикатным борщом на бульонных кубиках, который я варю на неделю, банка майонеза, быстроразваривающаяся вермишель, и белел пяток яиц. В дальнем уголке на тарелке, скукожились два солёных огурца… Я пожевал огурец, заел его куском чёрного хлеба с майонезом, и так вот заглушил чувство голода. В животе бушевало тепло от выпитого, и я почувствовал даже лёгкую эйфорию… Глотнув ещё водички, я отправился спать. Долго ворочался на старом продавленном диване, но всё – же уснуть смог…
Утреннее пробуждение оказалось не таким тяжким, каким могло бы быть, не употреби я среди ночи этот напиток – выручалочку всех страждущих, но всё равно – муторным… Я долго умывался, кряхтя и кашляя. Потом кипятил в чайнике воду, заливал кипяток в осточертевшую китайскую лапшу, жевал давясь. После пил чай. И всё это без аппетита, с отвращением…
Я живу один. В съёмной однокомнатной квартире, на четвёртом этаже старой панельной «хрущёвки». До меня здесь проживала древняя старушка. Её сильно поношенные подшитые валенки – до сих пор стоят в совмещённом санузле на батарее. А в комнате – остался неистребимый, затхлый запах старых вещей, которые были завязаны в большой узел и пролежали в квартире неведомо сколько, пока новая хозяйка и наследница – племянница старушки, пустила меня сюда жить, а бабкино тряпьё – разрешила вынести на помойку. Только валенки я, почему-то, тронуть не решился… Плату она назначила мне божескую, ничем не докучает. Взамен я строго исполняю её требование: не превращать квартиру в шалман! Не вожу сюда собутыльников, а женщины на меня такого, каким я стал – и не смотрят!
