– «Скорая помощь», семнадцать.
– «Скорая», десять, слушаю вас.
– «Скорая», двадцать один. Что случилось?
Голоса диспетчеров переплетались в воздухе большой комнаты, оборудованной под оперативный отдел. Все четыре линии телефонов «03» давали о себе знать почти каждую минуту, наполняя помещение звоном телефонных аппаратов. Периодически в этот шум вклинивалась рация, наполняя помещение статическим треском и воем атмосферных помех.
Старший врач потянулась в кресле, с неудовольствием отметив, как хрустнула спина. Годы, чтоб их… Бригадная работа давно позади, но последствия ее до сих пор напоминают о себе. Остеохондроз, к примеру, уверял, что ночные холода и ветры, нагрузки на неловко изогнутую спину при переноске носилочных больных из бараков и захламленных квартир не забыты и полностью зачтены уставшим за шестьдесят третий год жизни позвоночным столбом. Гортань болезненно вздрагивала и нервно требовала бронхоспазмалитиков, стоило из коридора пахнуть гипохлоритом, которым санитарки щедро драили полы и стены станции. Бронхиальная астма с аллергическим компонентом на это чудное дезсредство, прошу любить и жаловать. Локтевой сустав правой руки сдержанно ныл, намекая, что серая кромка туч на горизонте не просто так, а скоро рухнет на головы реками грязной ливневой воды. Надежда Александровна потерла локоть здоровой рукой, безуспешно стараясь прогнать так некстати проснувшийся болевой симптом. После того вывиха на вызове, когда они с Олей еле унесли ноги от разгневанного отказом наркомана, суставные боли стали непременным атрибутом ее долгой жизни.
В преддверии суточного сидения в кабинете хотелось спать уже заранее, прямо с утра, не дожидаясь даже обеда. Позже, ближе к полудню, когда пик вызовов спадет, можно будет подремать на диванчике. За эти годы она научилась засыпать даже под голоса диспетчеров.
– …что у вас случилось? Давно? Хорошо, говорите фамилию. Фамилию скажите. Мужчина, я не просто так спрашиваю! Есть мне разница!
– …куда – к нам? Морская, 16. Нет, еще не выехали, свободных бригад нет. Так нет! Что? Женщина, не надо ругаться, я же с вами нормально разговариваю. Ждите…
– …адрес какой? Где будут встречать? Встречать, спрашиваю, кто и где будет? Что? Да откуда я знаю, где вы живете?
Все одно и то же, день ото дня. Людская злость и раздражение так и плещут из телефонных трубок. Не надо быть психологом, чтобы знать, что с человека в страхе – не важно, за себя или за своих близких – мгновенно слетает тонкая шелуха цивилизованности, полностью обнажая то зубастое звериное эго, которое выжидающе таится в глубине нейронных связей. Редко, очень редко, встречаются те, кто, вызывая бригаду «Скорой помощи», не срываются на мат и оскорбления. И не названивают через каждые три минуты, выясняя, выехала ли бригада.
– Сам пошел! – рявкнула Марина Афанасьевна, с грохотом бабахая трубкой о телефон. – Козел драный, твою…
– Марина! Выражения!
Диспетчер зло фыркнула, отворачиваясь. Надежда Александровна не стала развивать инцидент – слишком уж обыденной является ситуация. Надо поистине иметь стальные нервы, чтобы работать фельдшером по приему вызовов. И, в частности, терпеливо выслушивать в свой адрес различные оскорбления и угрозы, как невнятные, так и вполне конкретные, по двенадцать часов кряду.
– «Скорая», двадцать один. Да, «Скорая», что… Куда? Да говорю же вам, выехала бригада, встречайте! Да откуда я знаю, где они! Пробки на дорогах, мы же не на вертолете к вам…
Даже в кабинете старшего врача было слышно, как орет на том конце провода вызывающий. Диспетчер Надя брезгливо сморщила носик, выслушивая в свой адрес очередную волну грязи, после чего положила трубку.
