Поскольку в прошлом религия определяла своим содержанием весь государственный строй и общественный быт народов, являясь по сути единственной идеологией и источником знаний, постольку этим сочинением и предпринято обращение к «копилкам» имперских и локальных верований, философских учений – к основанию будущего, без прошлого не существующего: в устах героев романа легко угадываются цитаты из Библии, евангелий и апокрифов, из книг Авесты, Энциклопедии Абхидхармы, Корана, табличек библиотеки Ашшурбанапала, изречения Конфуция; использованы высказывания известных философов, богословов и историков; предпринята также реконструкция древнеславянских верований по итогам исследований проф. В.А. Чудинова.
В России начала XXI века, при полном отсутствии, на мой взгляд, какой-либо проработанной идеологической платформы развития государства, с одной стороны, наметился процесс возврата к патриотичным лозунгам времён периода правления царя Ивана IV (идеология староверов, в частности). Но, с другой стороны, в прямо противоположном направлении, вместо повсеместного развития национальных особенностей внедряются чуждые понятия и неприемлемые для человека Российской суперэтносистемы моральные устои и правила ведения житейских дел. К сожалению, уже давно возникла ситуация, предсказанная Н.С. Трубецким: «Низы продолжают жить обломками культуры, некогда служившей нижней ступенью, фундаментом туземной национальной культуры, а верхи живут верхними степенями другой, иноземной, романо-германской культуры; в промежутке между низами и верхами помещается слой людей без всякой культуры, отставших от низов и не приставших к верхам именно в силу качественной разнородности обеих культур, сопряжённых в данной нации»
Стоит сказать, что отрисовка образа одного из отрицательных героев сочинения и отсутствие в книге каких-либо компромиссов с идеями этого персонажа родились из осмысления фраз Артура Н. Чемберлена1 и В. П. Вихлянцева2. При этом надеюсь, что мне удалось отделить свои оценки идеологической базы оголтелого иудаизма с его секулярной модификацией идеологии стран Внеморальной Оси от приятия еврейской нации в целом, равно как и приятия всех иных народов.
Основой части сюжета книги служит плод штурмового вдохновения Фридриха Ницше, его филологический шедевр «Так говорил Заратустра», а также аксиома, к которой пришли одновременно и Ф. Ницше и Ф. Достоевский; все «теоремы» этой книги «выведены» именно от этой аксиомы.
Текст оказался бы трудночитаемым, выполни я все правила цитирования: настолько обильно он насыщен идеями и высказываниями, которые мне не принадлежат. Поэтому постоянно отсылать читателя к номерам стихов, айятов, к фрагардам, наскам, ха, карикам и т.п. первичным и объединительным текстовым ячейкам религиозных Писаний, к литературным памятникам мира и к другим источникам мною посчиталось ненужным – имеющий уши да услышит; знающий да узнает. Однако при любом использовании заимствованного материала, – будь то лишь отдельная меткая фраза или объёмный пассаж, будь то прямая мысль, мысль, которая только навела меня на собственные размышления, или будь то графический или музыкальный образ, – в любом случае автор первоидеи обязательно включался мною в перечень, помещённый в конце работы, либо он прямо упоминается в тексте.
Читатель, хорошо знакомый с цитируемыми здесь источниками и авторами, тотчас опознает их в тексте, но однако обнаружит, что некоторые фразы использованы порой с неточностями. Более того: здесь можно встретить текстовые фрагменты, сконструированные из купюр одновременно нескольких авторов и цитат из литературных памятников; на страницах сочинения друг с другом «встречаются» люди разных эпох (но разных ли?), а среди персонажей появляются вообще непостижимые сущности. Кто-то поспешит назвать такой стиль сюром, я же предпочитаю квалифицировать такие художественные элементы как реминисценцию наоборот. По крайней мере, если в музыке никто не удивляется появлению вариаций на известную мелодию, или попурри, или даже витиеватых джазовых драпировок общеизвестных мелодий, то почему не может существовать литературного джаза?
