На лице Питбуля, бугрясь, ходили туда-сюда желваки – он завтракал.
– Отменный вкус, – объявил он, беря в руку салфетку, и аккуратно вытер ей уголки рта. – Пожалуй, завтра тоже буду их есть.
Он только что прикончил дюжину крошечных лазурных яиц, которые днём ранее своровали для него из гнезда исключительно редкого вида морской черепахи в Гватемале. По его инструкции шеф-повар варил их ровно две минуты. И подал с двумя ломтиками тоста, намазанного французским фуа-гра – паштетом из гусиной печени. Такой завтрак стоил целое состояние. Съев эти яйца, Питбуль ещё на шаг приблизил данный вид черепах к вымиранию, но его это ни капли не беспокоило – наоборот, придавало чувства собственной важности.
– Ты завтракать собираешься? – спросил Питбуль, поднимая взгляд.
Он сидел во главе длинного обеденного стола из чёрного мрамора. По центру блестящая поверхность была украшена резной мозаикой белого камня, изображавшей голову скалящейся собаки. У тарелок лежали салфетки из египетского хлопка и блестящие ряды изысканного столового серебра. В вазе благоухали свежие цветы, а на краю столешницы была аккуратно сложена сегодняшняя газета. Из панорамного окна за спиной Питбуля открывался изумительный вид на город: столовая и кабинет располагались на сороковом этаже.
На противоположном конце стола сидела племянница Питбуля, Бриар. Она глядела на собственную порцию черепашьих яиц с отвращением.
– Нет, – ответила она. – Я лучше умру с голоду.
– Они очень полезные… Или типа того, – настаивал дядя.
Бриар ничего не ответила.
Питбуль ухмыльнулся. Рано или поздно она поймёт, что для неё лучше.
– Сколько тебе лет? – спросил он. – Девять? Десять?
– Одиннадцать, – ответила Бриар.
– Не суть. В любом случае, пора взрослеть, – сказал Питбуль. – Твои родители мертвы. Теперь я твой опекун, и ты будешь делать как я велю. А теперь – кушай, как хорошая девочка.
Бриар посмотрела на дядю. Её длинные рыжие волосы, на солнце блестевшие полированной медью, спадали на лицо, полностью завешивая один глаз. Но этого было недостаточно, чтобы скрыть выражение чистейшей ярости.
– Нет, – отрезала она.
Питбуль поднялся со своего места. Медленно прошёл вдоль стола. И встал прямо за спиной племянницы, грозной скалой нависнув над ней.
Он наклонился, взял её вилку и протянул девочке.
– Бери и жуй свой завтрак, неблагодарная мелкая дрянь, – прошипел он. – Другого ты не получишь.
Бриар смерила вилку долгим взглядом. Наконец протянула руку и забрала прибор у дяди. Тот наклонился над племянницей, уперев ладони в столешницу по обе стороны от тарелки. Он преподаст ей урок хороших манер, и если для этого придётся применить силу – ничего страшного.
Бриар занесла вилку над яйцом. Она смотрела прямо перед собой, стиснув зубы.
– ЖРИ! СЕЙЧАС ЖЕ! – взорвался Питбуль.
С проворством кошки Бриар воткнула вилку в тыльную сторону его ладони.
– АААААРГХ! – взревел Питбуль. – АХ ТЫ, БЕШЕНАЯ ГАДИНА! – зашипел он на Бриар, словно гадюка. – Я ТЕБЯ НАУЧУ СЕБЯ ВЕСТИ КАК ПОЛОЖЕНО! – гремел он. – ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО Я СКАЖУ!
На голос хозяина примчались его подручные. Им пришлось скрутить Бриар, которая уже бросилась на дядю. Питбуль поспешил отойти на пару шагов назад.
– Уведите с глаз моих долой! – приказал он. – Заприте в комнате. И ничего ей не давайте до завтра – ни еды, ни воды. Посмотрим, как тебе понравится такое, дикарка! – брызгал слюной Питбуль.
Бриар пиналась, кусалась и кричала, но мужчины продолжали тащить её прочь, в комнату.
Когда они скрылись из виду, и вопли девочки перестали быть слышны, один из людей Питбуля стал бинтовать ему пострадавшую руку. Тот пытался сидеть смирно, но расположение его духа было слишком уж скверным. Босс гневно оттолкнул подручного.